Читать книгу "Загадка последнего Сфинкса - Наталья Солнцева"

Как он ни подтрунивал над Астрой, она все же отправилась к скульптору. Благо дружба с Домниным сделала его известным, и адрес удалось узнать без труда.

Маслов проживал в большой квартире, загроможденной картинами, бюстами, статуями, самодельной мебелью и какими-то авангардными композициями из стекла, блестящих пластинок металла, висюлек, трубочек, колокольчиков и шариков. Оказывается, страсть к созданию объемных форм Маслову привил отец, тоже скульптор; он же выбрал имя для сына – Феофан.

– Я пишу статью о современной живописи, – сказала Астра. – Мне нужен герой, художник с ярко выраженной индивидуальностью, попирающий шаблоны и общепринятые нормы. Бунтарь! Лучше Домнина я кандидатуры не нашла. Но он категорически против: отказал мне в каком-либо содействии.

– Узнаю Игоря. Это в его духе.

– Я тоже не привыкла отступать. Буду собирать информацию из других источников. – Она одарила Маслова ослепительной улыбкой. – Надеюсь, вы окажетесь ко мне добрее!

Скульптор, дородный розовощекий мужчина, с венчиком кудряшек вокруг блестящей лысины, мало походил на зловещего убийцу. Однако внешний вид бывает обманчив.

– Чем же я-то могу помочь? – развел он пухлыми руками.

– Вы давно знакомы с Домниным, еще со студенческой скамьи, ведь так?

– Не стану отрицать. Что от меня требуется? – Нетерпение сквозило в его раскосых, с лукавинкой, глазах, в позе, в каждом жесте. – Игорь не нуждается в похвалах, а критиков у него и так хватает.

– Скажите, это вы преподнесли ему гипсового сфинкса?

– Я… Шутливый презент в память о питерских деньках. Давно собирался сделать, да все недосуг было. А тут накатила ностальгия по нашей молодости…

– Почему вы сделали именно сфинкса?

– Потому что, будучи студентами, мы частенько прогуливались по набережной Невы, фотографировались на фоне этих египетских гибридов. Мне так захотелось, и все!

– Скажите, какой у Домнина характер? Он… конфликтный человек?

– В общем, нет. Мы иногда спорили, однако до ссор дело не доходило.

– Могли вы влюбиться в одну девушку, например?

– Мы с Игорем? – неискренне засмеялся Маслов. – Что вы! Во-первых, у нас разный вкус… во-вторых, он не влюбчивый. Это я увлекался то одноклассницами, то сокурсницами, то натурщицами, ухаживал, с ума сходил, не спал ночами.

– Вы женаты?

– Был… дважды. Обе супруги от меня сбежали. В быту я чудовищно неряшлив, зарабатываю от случая к случаю… поэтому они не выдержали. Видите, я как снял картины со стен во время ремонта, так они и стоят, накрытые простынями. Какая женщина станет это терпеть?

– А почему Домнин не женится?

Скульптор обвел глазами комнату, как будто надеялся получить подсказку от статуй. Увы, изделия хранили равнодушное молчание.

– Наверное, ему и так хорошо. Приведи жену в дом, она начнет командовать, качать права, а любовница, наоборот, старается угодить. Хотя тоже… смотря какая. Я считаю, из художника нормального мужа, семьянина не получится. Дамам не по вкусу наши пирушки, ночные бдения, натурщицы, наша одержимость работой. Ведь когда нахлынет вдохновение, не смотришь на часы, не замечаешь, что за окнами давно стемнело, забываешь обо всем на свете… даже о близких.

– Вы серьезно?

– Если честно, я над этим не задумывался. Игорь любит женщин, но как натуру, понимаете? Он их пишет… пытается через их красоту, через сексуальность передать сокровенную тайну бытия. Это своего рода философия его творчества.

– А мужчины ему нравятся?

– Намекаете на «голубизну»? – вскинул кустистые брови Маслов. – Я за ним ничего подобного не замечал. Он нормальный парень.

– Ничего себе парень. Скоро полтинник стукнет. Я читала его биографию в выставочном буклете.

– И что с того? У Игоря были любовницы… наверное, и сейчас есть. Обзаводиться женой он не торопится, это его право. Поздние браки не такая уж редкость. Только они зачастую ни к чему хорошему не приводят. Думаю, еще и женитьба отца отрицательно повлияла на Игоря. Старик словно рехнулся, встретив Санди… Александрину Солт – это ее девичья фамилия. Распутная бестия околдовала его, повела под венец… Надо было видеть ее в наряде невесты, с флердоранжем в волосах! Незабываемое зрелище. Она надеялась, что старик богат, а он оказался гол как сокол. То есть… не совсем: кое-что у него оставалось из прошлых запасов, но Санди спустила все до копейки. Она жить не может без драгоценностей и модных шмоток. В постели, говорят, дивно прелестна, горяча, как дикая степная кобылица… Неудивительно, что пожилой супруг быстро сошел в могилу.

Маслов запнулся, замолчал.

– Но это так… беспочвенные слухи, – добавил он после паузы. – Об Александрине всякое болтают. Она, мол, еще при муже завела молодого любовника, почти мальчика. Игорь не может ей простить отцовского позора. Она и его пыталась соблазнить, однако ее чары не возымели действия. Игорь слишком зол на нее, чтобы между ними могло возникнуть влечение. Хоть и говорят, что от ненависти до любви один шаг, в данном случае присутствует исключение из правила.

Через большие окна в комнату проникало скупое зимнее солнце, его бледный свет придавал скульптурам вид старинных мраморов. Застывшие в изящных позах античные богини молча внимали беседе двух людей.

– Это все вышло из-под резца моего отца, – заметил Маслов. – Он вынужден был работать на партийную элиту, а самые лучшие его вещи остались невостребованными. Отец их делал для души. Я работаю в современной манере.

Астра перевела взгляд на нелепые сооружения из стекла и металла, которые казались грубыми и неуместными рядом с пленительными формами, выверенными классической эстетикой Эллады.

– Соединение интеллекта и страсти сделало греков великими, – сказал скульптор. – Мысль не моя, но я готов под ней подписаться. У наших мастеров, к сожалению, непомерно развито либо одно, либо другое.

– А у Домнина что преобладает? – спросила Астра.

Маслов задумался.

– Игорь умен… и все-таки больше страстен, чем рассудочен. Его картины выдают его с головой.

– Страстный и не влюбчивый?

– Я имею в виду не физическую категорию, а творческую. Живопись – вот мир его чувственности. Он тратит себя на своих полотнах, в своих образах, а на жизнь уже ничего не остается.

– Родители Домнина развелись? – спросила Астра.

– В этом не было нужды. Мать Игоря умерла лет двадцать назад. Отец вдовел, жил один, изредка приводил к себе женщин, но о втором браке не помышлял. До перестройки он прилично зарабатывал: заведовал большим гастрономом. Молва приписывала ему накопленные богатства, припрятанные на черный день. Среди его знакомых ходили басни о золоте, которое выживший из ума старикан хранил в тайниках под паркетом. Это все полная чушь! Если безумие старшего Домнина в чем-то и выражалось, то единственно в любви к Санди, поразившей его, как разряд молнии. Он был слеп и глух к увещеваниям друзей, к просьбам сына… ко всем сплетням о, мягко говоря, легкомысленном поведении своей будущей супруги. Санди затмила для него весь мир. Я его не осуждаю, – вздохнул Маслов. – В сущности, так и должно быть.