Читать книгу "Ледокол - Валерий Рощин"

Не ожидавшие этого матросы, бросив работу, запаниковали. Увесистая бочка, потеряв опору в виде десятка рук, опрокинулась на бок и покатилась под уклон, увлекая за собой провода.

Стоявший неподалеку Долгов пришел в себя первым.

— Ложись! — крикнул он, оттолкнув в сторону одного матроса и накрыв своим телом другого.

Пока «Михаил Громов» медленно сползал обратно в полынью, бочка набирала скорость и летела прямо на доктора…

* * *

Радист Зорькин стоял на мостике и потерянно смотрел в окно.

— Не взяли…

— Все у меня под суд пойдете! — подбегая к переговорному устройству, пообещал Валентин Григорьевич. Схватив микрофон, он произнес строгим поставленным голосом: — Машинное, Севченко говорит. Стоп машина!

В машинном отделении от работы всех главных дизелей было шумно. Тем не менее голос «арестованного» капитана Черногорцев узнал.

Получив команду, он пожал плечами и обернулся к матросам-механикам:

— Суши весла! Опять белые в городе…

Подчиненные поочередно заглушили дизели; в машинном стало значительно тише.

Но ненадолго. Буквально через секунду борта и переборки сотряслись от прогремевшего где-то неподалеку взрыва.

* * *

Катившаяся на матросов бочка прыгала, наскакивая на снежные кочки.

Наблюдавший за бешеной скачкой Долгов закрывал собой молоденького матроса из боцманской команды и прокручивал в памяти картинки из собственной жизни — сколь длинной, столь же и неудачной.

О подрыве бочки он почему-то не думал — больше опасался того, что она попросту раздавит их с матросом.

Но вышло по-другому.

Врезавшись боком в очередной снежный бруствер, находившийся метрах в семи-восьми, она высоко подпрыгнула и внезапно превратилась в стремительно разраставшийся огненный шар.

Взрывная волна больно ударила по ушам. Лицо и руки обдало невыносимым жаром. Долгов уткнулся в плечо матроса и еще сильнее прижал его ко льду…

Спустя несколько секунд он понял, что опасность миновала, и, открыв глаза, осмотрелся.

Вокруг горели многочисленные пятна солярки. В снегу торчали куски металла, из которого была сделана взорвавшаяся бочка.

Долгов тяжело поднялся, затушил горящий бок куртки.

— Целы? — спросил он копошившихся неподалеку моряков.

Те вяло кивали и отряхивали одежду от снега.

— А ты как? — Доктор помог подняться спасенному парню.

— Нормально. Только уши заложило и, похоже, ресницы опалило.

— Это ерунда — новые отрастут…

Вдруг он почувствовал, как в боку нарастает боль, все сильнее и сильнее «стреляя» при каждом сокращении сердца. Он ощупал бок через одежду и посмотрел вниз.

На куртке зиял аккуратный ровный прорез длиной около десяти сантиметров. А по внутренней подкладке на снег крупными каплями стекала кровь.

Расползавшееся по снегу красное пятно заметил и стоявший рядом матросик.

— Что с вами? — озабоченно спросил он.

Но Долгов лишь качнул головой, почему-то улыбнулся и стал медленно оседать на снег…

* * *

Кукушкин ворвался в кают-компанию в самый разгар массовой драки.

— Ребята, вы что, с ума сошли? — с обидой и недоумением протянул он, увернувшись от брошенного кем-то стула.

Однако в пылу сражения на пилота никто не обратил внимания.

Тогда он набрал полную грудь воздуха и громко крикнул:

— На льду только что убило нашего доктора!

Ближайшие к нему драчуны прервали свое занятие сразу. Остальные — по мере того, как в большом зале становилось тише. Последним не утихал матрос, боровшийся с Беляевым.

— Да подожди ты! — цыкнул на него полярник. И, оттолкнув, крикнул через весь зал: — Повтори, что ты сказал!

— Только что взрывом убило нашего доктора, — негромко, но отчетливо проговорил вертолетчик.

Известие о смерти Долгова разнеслось по судну со скоростью молнии. Узнав об этом, Севченко первым покинул рулевую рубку и, перепрыгивая через две ступеньки, побежал по трапам вниз. За ним последовали Петров с Банником. На мостике остался Еремеев.

Выскочив на палубу, Валентин Григорьевич первым делом бросился к леерным заграждениям, но Петров упредил:

— Вот они — на палубе!

Тело Долгова успели поднять и несли к надстройке по палубе вдоль правого борта.

Севченко подлетел к группе матросов, те осторожно положили тело на палубу. Капитан упал перед ним на колени и попытался нащупать на шее приятеля пульс. Но Цимбалистый остановил его, жестом объяснив, что тот уже мертв.

Подняв голову, Валентин Григорьевич обвел собравшихся взглядом, полным ненависти…

К группе, окружившей тело судового врача, со всех сторон подходили все новые и новые члены команды. В жутковатой тишине были слышны только завывания снежной метели. Все выглядели подавленными.

Банник первым снял головной убор; остальные последовали его примеру. В толпе плечом к плечу с непокрытыми головами стояли и те, кто минуту назад ожесточенно дрался в кают-компании: Тимур с матросами и Беляев с коллегами-полярниками.

Склонившись над другом, Севченко ладонью закрыл ему глаза…

* * *

Ледокол «Новороссийск» наконец-то сумел прорваться через опасные широты и уже вторые сутки шел по относительно спокойной глади океана. Волнение в полтора-два балла уже никого не пугало. Ведь это был сущий пустяк в сравнении с тем адом, который довелось недавно пережить.

Сафонов стоял на палубе и, держась за поручни ограждения, смотрел вдаль. Судно приближалось к ледовой зоне Антарктиды — по борту уже встречались одинокие льдины.

Невзирая на свою опасную и по-настоящему мужскую профессию, Сафонов тоже не смог нормально перенести умопомрачительную качку «ревущих сороковых». Сутки кое-как продержался, а потом лег на койку и лежал пластом. Сползал с нее исключительно для того, чтобы опорожнить в туалетной комнате и без того пустой желудок. Потом более-менее оклемался и даже покушал в кают-компании. А теперь вот вышел подышать морским солоноватым воздухом.

— Здравствуйте, Владимир, — услышал он за спиной знакомый голос.

Обернувшись, увидел шедшую в его сторону Людмилу. Сегодня она была одета в теплую куртку и брюки. В руках как всегда был фотоаппарат.

— Добрый день.

— Что-то давно вас не было видно, — сказала молодая женщина, встав рядом.

— Работал, — уклончиво ответил он, постеснявшись сказать правду.

— Помните наш последний разговор?

— Конечно. У меня неплохая память.