Читать книгу "Летающий джаз - Эдуард Тополь"

Так с его тяжелой руки творческие достижения чекистов превзошли дилетантские пытки средневековой инквизиции. Как говорил его тезка хазарский царь Иосиф Тогарский, сила, трепет и мудрость правят миром. А трепет — это страх, и теперь следователями НКВД помимо заурядного избиения врагов практиковалось круглосуточное, в течение нескольких месяцев, ношение наручников на вывернутых за спину руках; длительное лишение сна; холодные и горячие карцеры; подтравливание газом; «ласточка» или «взнуздание» — это когда длинное полотенце через рот привязывают со стороны спины к пяткам, и в таком положении человека избивают, а затем оставляют на двое суток. В бывшем Сухановском монастыре, главном подмосковном, возле поселка Расторгуево, филиале пыточных практик НКВД, созданном наркомом внутренних дел Николаем Ежовым для особо опасных врагов советской власти и известном в ГУЛАГе как «Дача пыток», творчески осваивалась практика древних ассирийцев, которые для устрашения соседей сажали своих врагов на кол. В Сухановской «особорежимной» тюрьме практиковалось многочасовое сидение во время допроса на ножке табурета так, чтобы она через анус входила в прямую кишку; стояние сутками по колено в воде; соленые клизмы в жару, а в холод — пребывание в бочке с ледяной водой. У «забойщиков» существовала и конвейерная система «обмолачивать рожь». Били (то есть «обмолачивали») впятером или вшестером, а когда уставали, сменяли друг друга. Удары наносили по самым чувствительным местам кулаками, ногами, резиновыми дубинками, ножкой от стула, лампой, тяжелым пресс-папье. И не только били; втыкали в несчастное тело жертвы иголки, булавки, зажимали дверью пальцы рук и другие части тела. Сапогами и ботинками давили на причинные места. Распространенным способом было битье по лицу стопой бумаги, острый край которой, как бритвой, разрезал кожу. Несчастный валялся в собственной крови, рвоте, непроизвольных испражнениях…

Все это Он знал, поскольку в 1939 году сам отправил сюда знаменитого писателя Исаака Бабеля, дюжину первых советских генералов, архитекторов и дипломатов, а затем и Николая Ежова. И теперь, шагая по ковровой дорожке коридора следственного корпуса, лишь уточнил про немецкого коммуниста:

— Кто такой?

— Зигфрид Кох, — обрадованной скороговоркой доложил Берия, — коминтерновец и секретарь партийной ячейки в Дрездене. Бежал к нам через Польшу в тридцать шестом, выучил русский, взял фамилию жены и в Иркутске работал механиком на бумажной фабрике, как Зиновий Купцов.

— Разоблачили… — усмехнулся Он и уверенно свернул в боковой коридор, к кабинетам старших следователей.

Внутренняя тюрьма Лубянки — так называемая «нутрянка» — располагалась в номерах дореволюционной гостиницы, но еще в 1930 году следственные кабинеты были перестроены и получили звукоизолирующие стены — внутри фибролит на растворе между брусками, с обшивкой с обеих сторон тесом, толем и со штукатуркой по драни и рогоже известково-алебастровым раствором. Таким образом, вне зависимости от действий «забойщиков», тут всегда стояла тишина. А потому даже опытные Берия и Юхимович не поняли, каким особым тигриным чутьем — по смешанному запаху мочи и крови, что ли? — Он подошел точно к той двери, за которой «забойщики» обрабатывали немца. А Он остановился именно у этой двери и кивнул на нее, мол — «Открывайте!».

Юхимович услужливо открыл. За дверью был просторный кабинет с выходящим во двор зарешеченным окном, высоким лепным потолком и бежевыми стенами. На одной из них, левой, висел портрет «железного Феликса», а на другой — его, Хозяина. Под портретом стояли письменный стол со стулом, а у стены, что напротив, — табурет. При появлении Хозяина два дюжих следователя-«забойщика» испуганно вскочили — один со стула, а второй с левого края письменного стола. Правый край стола был окровавлен — скорей всего, тем мужчиной, который в позе эмбриона валялся на старинном паркетном полу и никак не отреагировал на вошедших.

— Поднимите, — приказал Хозяин и уверенно занял место за письменным столом под своим собственным портретом.

Один из следователей, бритоголовый и похожий на Котовского, тут же метнулся к немцу, рывком за волосы поднял его с пола, посадил на табурет и придержал, чтоб он не свалился. Лицо у немца было разбито, глаза заплыли от гематом, тюремная роба в крови и соплях. К нему, ясное дело, применяли «долбежку» — многократно долбили лицом о стол. И по тому, как немец бессильно клонился с табурета, было понятно, что он не видит, кто теперь сидит перед ним. Но второй следователь — чубатый блондин — взял со стола графин с водой и вылил немцу на голову. Немец открыл глаза, увидел портрет на стене, а под ним…

— Фамилия? — требовательно сказал ему Хозяин.

— Джу… Джугашвили, — вдруг четко выговорил немец.

«Котовский» ладонью рубанул его по уху:

— Твоя фамилия, сука!

— Зигфрид… Зигфрид Кох…

— Коммунист? — спросил Хозяин.

— Был… — ответил немец. — Был…

— Очень хорошо. Расскажи, как вы, немецкие коммунисты, помогли Гитлеру захватить власть в Германии.

Немец молчал, чуть раскачиваясь и в упор глядя на Сталина. А Он тигриными, с желтизной глазами смотрел на немца. Мало кто мог выдержать этот прямой кинжальный взгляд.

— Ну! — сказал Он. — Отвечай!

Немец продолжал молчать, но было видно, что где-то внутри он концентрируется для ответа.

— Говори!..

— Вы… — произнес наконец немец и по своей манере повторил со второй попытки: — Вы действительно хотите, чтоб я сказал?

— Да! Говори!

— Адольф… Адольф такой же Гитлер, как вы Сталин…

«Котовский» занес кулак для удара, но Хозяин коротким жестом упредил его:

— Стой. Он не ответил на вопрос. И как же вы, немецкие коммунисты, помогли Шикльгруберу захватить Европу?

Опухшими губами немец скривил усмешку:

— Нихт… Нет… Без вас он не мог ее захватить… У него оружия было только, чтобы у Польши Данциг отнять… Но вы заключили с ним союз и дали ему все — половину Польши, топливо, танковую сталь, оружие и хлеб для солдат…

Закончить Коху, конечно, не удалось — Сталин в бешенстве встал и шагнул к нему, а «забойщики», правильно поняв его движение, мощным ударом по голове тут же свалили немца на пол. И, уже не сдерживая себя, Он стал яростно бить этого немчуру сапогами — в туловище, в голову, в пах! Потому что вот она Германия, сволочь и мразь, обманувшая его Гитлером! И вот она, эта легенда о том, что Он своим договором о дружбе помог Гитлеру напасть на Англию и завоевать Францию. И никогда не отмыться ему от этого, сколько ни бей этих знатоков и свидетелей, сколько ни вини советников…

Берия и Юхимович осторожно оттащили Вождя от немца только тогда, когда Он выдохся и выплеснул свое бессилие перед Историей.

— Иосиф Виссарионович, у вас сапоги испачкались, — сказал Юхимович.

Сталин зыркнул на него так, что здоровяк Юхимович съежился и обмер.

— Что?

— У тебя сапоги в крови, — по-грузински повторил Берия.