Читать книгу "Дуэт для одиночества - Алёна Жукова"

После рождения Ханны секс между Пашей и Мусей вообще прекратился за ненадобностью. Сначала Муся болела всеми немыслимыми женскими болезнями, а потом растолстела, и Паша не мог преодолеть в себе чувство неприязни, граничащей с брезгливостью. Ее горячая, влажная потливость проступала через одежду, и, сидя рядом, он старался отодвинуться подальше. Приходилось отводить глаза от ног, покрытых паутиной фиолетовых капилляров и веточками разбухших вен, от широкой, со складками жира спины, похожей на перевязанный бечевкой батон колбасы, чтобы не обижать ее неприязнью.

«Вот если бы она удержалась в том детском размере, что была всегда, – убеждал себя Паша, – то, может, у нас еще что-то получалось бы, а так живи как знаешь – с теми, кого хочешь, – нельзя, а с теми, кого можно, – не хочешь». Но самое печальное, что все это приводит, как считал Паша, к полной творческой импотенции. Он не мог забыть, как фонтанировал идеями, как звучал и пел внутри, когда сладкое наваждение по имени Лиза вошло в его жизнь. Лучшее из того, что написал, было сделано именно тогда и еще во времена их юношеского романа с Мусей. Удивительно то, что больше никогда он не испытывал подобного, а ведь были ученицы и прехорошенькие. Сидел рядом, разглядывал, запоминал, а потом выуживал из памяти их мяконькие завитушки на шеях, детскую округлость щечек и локотков, их сладкие запахи и свои прикосновения к их бархатным ручкам, но это все помогало только в постели. Ни с одной из них он не воспарил, потому что ни одна из них не захотела увидеть в нем мужчину. Они видели перед собой лысеющего дядьку с мешками под глазами, не похожего на их сказочных принцев, занудство которого приходилось терпеть по нескольку раз в неделю. Постарел он, конечно, что говорить, но не только в этом дело. Не попадались ему среди них те самые, особенные – Гумберту привет, – и вот наконец такая появилась.

Когда эта маленькая чертовка Илона пришла в их дом, он понял, что попался. Опять что-то похожее на вдохновение заворочалось в душе. «Только бы не спугнуть. Надо удержать девочку поблизости. Интересно, что могло привлечь ее в Ханке? Они разнятся между собой как домашняя и дикая кошки. А если вдруг поссорятся? Так уже ссорились, а она опять пришла. А если предположить невероятное, что Илона тут из-за меня? Бред, конечно, но тогда ночью на кухне она устроила представление, сделав вид, что меня не замечает». Он помнил, как не спалось, как вышел и сел у кухонного стола. В это время она влетела, прошмыгнув мимо него к холодильнику. Паша оказался у нее за спиной, но не заметить его было невозможно – кухня небольшая и достаточно хорошо освещена. Выпив сок, она поставила стакан и, оттянув пижамные штанишки так, что стали видны ее маленькие ягодицы, резко хлопнула резинкой по животу и пояснице. Задрав высоко майку, почесала узкую спинку и, проделав еще пару манипуляций с распусканием и собиранием волос, прошлепала в своих тапках «банни» назад в Ханкину комнату. Тогда он, немного отдышавшись, взял стакан и прикоснулся губами к тому месту, где отпечатались ее губки. Показалось, что в коридоре кто-то прыснул со смеху. Паша чисто вымыл стакан, а наутро, подвозя девочек в школу, попросил Ханну не оставлять за собой грязной посуды. Ханка возмутилась, что не было такого, они, наоборот, вечером с Илонкой все перемыли.

– Значит, мне показалось, – сказал Паша, бросив исподлобья взгляд в лобовое зеркало, которое рикошетом послало ему в ответ озорной прищур черных, как угольки, глаз.

– Это я забыла, – прозвучал извинительно голосок Илоны, – в следующий раз не буду. Честно, я потом вспомнила, вернулась на кухню, чтобы вымыть, но его уже кто-то вымыл вместо меня.

Тогда Паша решил, что это совпадение, но такие мелкие провокации эта девочка устраивала на каждом шагу, чему он был только рад. Во всяком случае, почувствовал небольшое оживление, вернулось желание что-то делать.

За шестнадцать лет эмиграции им был закончен всего один концерт для камерного оркестра, а та замечательная тема симфонии, которую он записал в Италии, так и осталась в набросках. Эта тема родилась в поезде, увозящем его к западной границе родины после той единственной фантастической ночи. Бесчисленное количество исписанных листов и кассет звукозаписи так и не стали музыкой. По многу раз переписывал, мучился, задыхался, сетовал на отсутствие творческой среды, на элементарное невезение и невозможность завести нужные знакомства и связи. Он даже решился написать французскому классику письмо, но ответа не получил. Успокаивал себя, что оно просто не дошло. Однажды, разгребая старые записи, наткнулся на телефон маэстро, написанный рукой Анисова. Когда-то перед отъездом Анисов записал его прямо на клавире Пашиной сонаты, которую очень любил и рекомендовал показать французу. Представив, что, набрав этот номер, придется о чем-то попросить, Паша останавливался. Вряд ли этот великий музыкант помнит его, и что он, Паша Хлебников, может ему предложить? Но просто забыть о существовании этого номера телефона уже не мог. Обложившись словарями, сложил на французском речь, которую собирался озвучить по телефону. Не доверяя себе, обратился к Раиске, чтобы та поработала с произношением.

Раиса смутно помнила из курса музыкальной литературы фамилию французского гения и пообещала по своим каналам проверить – не прибавились ли к этому номеру телефона новые цифры. За столько лет это могло случиться. Вскоре Паша получил исправленный номер, за что был очень признателен Раиске и ее парижской подружке. Прошло еще несколько недель, а позвонить Паша так и не решался. Это обстоятельство возмутило Раису: она ведь так старалась – исправляла текст, просила подругу, а Паша, оказывается, просто трус. Под ее нажимом пришлось сдаться и сделать пробный звонок.

Глава 5

Лиза ездила из Прованса в Париж часто – это был последний год аспирантуры, и с маэстро они встречались по нескольку раз в месяц. На днях он вернулся из России, где побывал на Московском международном фестивале авангардной музыки. Маэстро был полон впечатлений, потрясен увиденным, а главное тем, как его принимали.

– Приезжай поскорей, – торопил он Лизу, – и не в консерваторию, а ко мне домой. А еще лучше, если ты приедешь с детьми, – я так соскучился по Анне и Полю. Знаю, что Этьен сейчас в Лондоне, но мы не будем его ждать. Когда вернется, еще раз встретимся. Я детям подарки привез, а с тобой хочу поговорить о России. Просто не могу успокоиться – ты же помнишь, как там раньше жили? Теперь все по-другому. Я туда не приезжал почти двадцать лет – какой дурак, что отказывался! Это совсем другая страна! Они не забыли меня, устроили овацию. Лизонька, приезжай, уважь старика. Захочешь – немного поработаем, ты покажешь, что сделала. Вероника тоже обещала приехать, – будет у нас «Русский бал».

Лиза объявила детям, что завтра они едут к дяде в Париж и после этого долго не могла их успокоить. Двойняшки обожали ездить к дяде в гости, зная, что их там всегда ждут сюрпризы и подарки. Далеко за полночь они еще не спали – Анна прыгала у зеркала, примеряя одежки и собирая в дорогу куклу Барби, а Поль паковал в рюкзачок электронные игрушки. Наутро Лиза не могла их добудиться, и весь путь до Парижа они посапывали у нее за спиной – на заднем сиденье автомобиля.

Ей нравилось водить машину, даже если приходилось это делать по многу часов подряд. Сейчас был как раз тот случай. Не хотелось будить детей, и она гнала по трассе без остановок.