Читать книгу "Дорога на Берлин. "От победы к победе" - Алексей Исаев"

Распределение сил обороны после отвода на «ОЛО» предполагалось следующее. B передовой траншее должно было остаться примерно 1/6 сил занимающих оборону частей. Этих сил вкупе с артиллерийской поддержкой считалось достаточно для сдерживания вылазок ограниченными силами. Однако эшелонирование на этом не заканчивалось, как указывалось в рекомендациях ноября 1944 г. «всего в траншеях (передовая траншея и «основная линия обороны») должны находиться не более 2/3 от общей численности солдат». Остальные выделялись в резерв для контратак. Нельзя не отметить, что в отношении контратак в конце 1944 г. у немецкого командования еще оставалась определенная доля самоуверенности, если не сказать заносчивости. B рекомендациях по реализации новой концепции указывалось:

«Для отражения атаки большевистских масс в условиях тонкого заполнения наших линий недостаточно ведения огня с оборудованных позиций. Смелые контрудары горсткой отважных солдат всегда ведут к успеху, особенно если твердо знать, что боевой дух противника, особенно когда речь идет о немецкой атаке, значительно уступает нашему»[66].

B какой-то мере это перекликалось с успешным для немцев опытом зимы 1943/44 г. Тогда на одном из совещаний начальник штаба 4-й армии утверждал:

«В случае вклинений контрудары оказываются успешными в первые два часа, до того, как противник успеет окопаться. Для их осуществления иногда хватает нескольких воодушевленных солдат, которых поддерживают штурмовые орудия»[67].

Впрочем, тогда «несколько воодушевленных солдат» поддерживались не только штурмовыми орудиями, но и ураганным огнем тяжелой артиллерии. Реализация этого в январе 1945 г. была под вопросом. Кроме того, в январе 1945 г. уже имели место серьезные проблемы с «воодушевлением», точнее банальным боевым опытом оборонявшихся соединений. Ho об этом несколько позже.

Серьезным противником немецкой обороны обоснованно считались танки. B этой области также потребовались нововведения. B рекомендациях штаба группы армий «А» подчиненным армиям указывалось:

«Развертывать артиллерию в составе артиллерийских групп, эшелонированных в глубину таким образом, чтобы основная масса стволов, не меняя позиций, могла поддерживать оборону на главной линии. Это означает отказ от противотанковой линии (линии перехвата танков)»[68].

Мастерство советских войск возросло, и приемы, работавшие в 1942 г., уже не годились в 1944–1945 гг. Это прямо признавалось немецким командованием, в рекомендациях по ведению оборонительных операций указывалось:

«Противотанковая линия[69]в ходе крупных операций не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Лишь в одном случае на ней удалось остановить вражеские танки, атаковавшие ее без пехотной поддержки. Из-за большой ширины полос [обороны] артиллерия на этой линии была выстроена линейно, легко обнаруживалась с воздуха, в итоге большое число орудий становились жертвами мощных ударов штурмовиков или вражеского артиллерийского огня, корректируемого с воздуха. Кроме того, в случае глубоких вклинений значительная часть артиллерии попадала в руки противника»[70].

Небезынтересно отметить – «лишь в одном случае» и «без пехотной поддержки». T.e. ранее достаточно часто встречавшийся порок отрыва пехоты от танков, по крайней мере, по мнению противника, оказался Красной армией изжит. Вместе с тем, практика укрепления артиллерийских позиций, в том числе в противотанковом отношении признавалась успешной и достойной сохранения. Итогом констатации этого факта стал комплекс мер по модернизации противотанковой обороны. По опыту летней кампании командование группы армий «А» сформулировало следующие рекомендации на этот счет:

«Для противотанковой обороны оправдала себя следующая группировка сил:

a) впереди и позади наших противотанковых препятствий установка вперемешку противотанковых и противопехотных мин, защищенных от разминирования;

b) в узлах сопротивления пехоты вплоть до резервов в глубине обороны должны быть правильно распределенные и доступные каждому солдату мины, дымовые шашки, ручные гранаты, бутылки с зажигательной смесью и «Панцерфаусты». Кроме того, во взводных, ротных и батальонных группах должны находиться специалисты с «Панцерфаустами» (группы ближнего противотанкового боя);

c) на угрожаемых участках в глубине позиции «Панцершреков»;

d) все тяжелые противотанковые средства, по возможности подвижные, в зависимости от тактических условий размещаются в глубине линии обороны на расстоянии 1 500-3 000 метров. Подвижные резервы ПТО вместе с моторизованными отрядами «Панцершреков» особенно эффективны;

e) в 3–6 км от линии обороны глубоко эшелонированная артиллерия, по возможности в сочетании с естественными или искусственными противотанковыми препятствиями. Если противотанковые рвы, искусственные склоны[71], минные поля и ложные минные поля находятся в зоне действия артиллерийской защитной позиции, они приобретают повышенное значение в качестве противотанковых средств;

f) корпуса ведут борьбу с крупными танковыми атаками противника с помощью штурмовых орудий и самоходок, которые не следует равномерно распределять между дивизиями, а концентрировать на основных участках»[72].

Нельзя не отметить большого внимания, которое уделялось противотанковым средствам ближнего боя, прежде всего «Панцершрекам» и «Панцерфаустам» («Фаустпатронам»). Это стало приметой времени, хотя по советским оценкам эффективность использования «Фаустпатронов» в чистом поле была достаточно условной. Хотя в документе упоминаются мины, немцы до конца войны не разделяли увлечения Красной армии подвижными отрядами заграждения, т. е. специальными группами саперов с противотанковыми минами. Считалось, что неорганизованная установка мин в пылу боя может помешать собственным контратакам. Наиболее эффективные средства противотанковой борьбы – штурмовые и самоходные орудия передавались в ведение корпусов с целью концентрации усилий на наиболее опасных направлениях. Самостоятельные танковые соединения являлись резервов более высокого уровня. Вместе с тем, не следует думать, что немецкая пехота в отсутствие усиления из корпуса и высших инстанций была начисто лишена поддержки бронетехники. C начала 1944 г. в штат пехотной дивизии вводятся САУ истребители танков в количестве одной роты, сначала это были штурмовые орудия, с развертыванием производства «Хетцеров» данная позиция стала заполняться ими (см. выше).

B советской интерпретации немецкая оборона состояла из нескольких полос с разным числом позиций. B качестве примера можно рассмотреть оборону перед Пулавским плацдармом[73]. Главная полоса обороны перед пулавским плацдармом глубиной 5–7 км состояла из двух позиций. Первая позиция главной полосы обороны состояла из трех траншей полного профиля с развитой сетью ходов сообщения. Она имела глубину до 2500 м. Первая траншея проходила по восточным скатам ряда господствующих высот, с которых просматривался на многих направлениях весь пулавский плацдарм на глубину от 2 до 5 км. Вторая траншея проходила в 300–500 м от первой, а третья – в 500–900 м от второй. Основная масса огневых средств располагалась во второй и третьей траншеях. Вторая позиция главной полосы обороны была удалена от переднего края на 3–5 км. Она состояла из двух траншей, оборудованных стрелковыми ячейками, пулеметными площадками, блиндажами и землянками. Перед передним краем главной полосы обороны были установлены сплошные проволочные заграждения из спирали Бруно в 2–3 ряда, проволочные сети в 2–3 ряда низких кольев. Впереди проволочных заграждений проходила сплошная полоса минных полей глубиной 50-100 м. Большое количество минных полей было установлено также между первой и второй траншеями и первой и второй позициями. Между первой и второй позициями главной полосы обороны и главной и второй полосами на танкоопасных направлениях были отрыты противотанковые рвы шириной 5–8 м и глубиной 2–3 м. Основные районы артиллерийских позиций были расположены за второй позицией и эшелонированы на глубину до 10 км.