Читать книгу "Спираль - Андрей Лазарчук"

— Ну… — Юра пожал плечами. — Конечно, странно. Но если так продержится до конца…

— Смотри, — сказал Паша, показывая куда-то мимо Юры.

Юра оглянулся и долго ничего не мог понять. Потом до него дошло.

Отсюда, со второго этажа, открывался прямой вид на Углы. Во всяком случае, ничего, кроме Углов, там быть не могло. Видны были несколько домиков, кусок какой-то хозяйственной постройки, стоящие просто в чистом поле ворота… Сумерки уже почти перешли в ночь, но дома были видны ясно, словно их что-то подсвечивало, причём подсвечивало снизу, от земли. Но мало того: и некоторые окна светились тоже.

— Вот так и возникают сказки про радиацию, — пробормотал Юра.

— Мы здесь проходили, — сказал Паша. — Никакого свечения, всё дохлое. Пыль, волос…

— Выброс же был, — сказал Юра. — И этот… временной сдвиг.

— Вот именно, — сказал Паша.

Юра взял бинокль, разложил, включил. Бинокль бибикнул, сигнализируя, что подстроился к освещению. Юра поднёс его к глазам.

Сначала ему показалось, что дома стоят в воде. То, что было землёю, текло и переливалось. Слабый свет исходил от него, но и этого света хватало, чтобы видеть всё. Это…

— Ё-у… — протянул Юра.

— Что?

— Глянь. — Юра подал Гусю бинокль.

Скрестив руки на груди, он стоял и смотрел то на Гуся, то на посёлок, то снова на Гуся, напряжённо размышляя о чём-то, чего сам не понимал и внутренним своим слухом не слышал — как будто думал на зверином языке, самому ему казавшемся бормотанием.

Потом Юра взял себя в руки.

— Что ты видишь? — спросил он.

— Это Нюрка, — глухо сказал Гусь.

— Кто?

— Аномалия такая. Сам до сих пор не видел, только описывали… Она, по идее, безвредная, ей, главное, под ноги не подворачиваться.

— Ну да, — хмыкнул Юра.

Он отобрал у Паши бинокль и снова приник к окулярам. Огромная мерцающая фигура, которой ближайший дом был по локоть, по-прежнему топталась без видимой цели, то становясь плотной, то почти пропадая; пыль, мелкие камешки, мусор, палые листья наполняли её и мерцали в ней, как искусственные снежинки в рождественских шариках-метелях. Только здесь был не шарик, а вполне человеческая фигура: тяжёлые слоноподобные ноги, отвисшая задница, складчатые бока, брюхо-фартук… Хорошо, что выше мерцающий свет почти не доставал; Юре почему-то казалось, что всё это уродливое тело выполнено в мельчайших подробностях и явно изваяно с натуры. А видеть эти подробности ему совсем не хотелось.

— Нюрка «навью икру» оставляет, — сказал Паша.

— Но искать мы её не будем, — сказал Юра.

— Почему? За неё хорошие бабки отваливают. Что, вольным оставлять? Их тут завтра будет как мух.

— Чтобы не задерживаться. Я, понимаешь, в прошлом пеший разведчик, у меня жопа — главный орган чувств…

— Понял, — сказал Паша. — Значит…

Что «значит», он договорить не успел.

Внизу ударили несколько торопливых частых выстрелов. Кто-то по-заячьи завопил на непонятном языке. Загремело железо… Гаркнул гауптман, и повисло молчание, перебиваемое каким-то тихим посвистом — будто пробило конденсатор.

Юра распростёрся на полу лицом к дымовой дыре. Сдвинулся чуть-чуть, чтобы видеть.

Увидел, но ничего не понял.

Один из немцев лежал головой в не растопленном ещё очаге — в позе зародыша, сунув одну руку в рот, а другую между колен. Остальные жались к стенам, выставив стволы и целясь, как показалось на первый взгляд, друг в друга. И только потом Юра увидел, как над очагом висит без всякой опоры автомат, быстро и нервно поворачиваясь из стороны в сторону — словно невидимый стрелок ещё не решил, в кого стрелять первым.

— Бюрер, — шёпотом сказал Паша-Гусь. Юра молча кивнул.

Бюрер. Значит, есть подземелье. Конечно, есть подземелье, раз пост обозначен как убежище. Бюрер. Может быть, не один. Бюрер. Что делать-то, блин?

Существо, способное, оставаясь невидимым, скрытым, отнять у тебя оружие и в тебя же выстрелить. Обычно прячутся в подвалах, туннелях и прочих подземных полостях…

Где тут может быть подвал?

Под лестницей. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Не подобраться незаметно. Накроет огнём из отобранного автомата, или подбросит и перевернёт, или огреет каким-нибудь кирпичом.

Как быть?

Доли секунды, чтобы решиться на что-нибудь… отвлечь бы его, гада…

Почему дом подпрыгивает? Нюрка?..

Ловкой кошкой Юра вскочил на ноги, присел у окна. Высунулся поверх подоконника, как поверх бруствера — и примерно с тем же ощущением. Полная темнота. Он надвинул ПНВ…

Огромное безбровое лицо смотрело на него чуть сверху. Огромное лицо, за которым угадывалось массивное тело. Тело стояло на двух мускулистых лапах — одной выпрямленной и одной поджатой, касающейся земли лишь кончиками длиннющих пальцев.

Гигант. Ой, бля.

Да что им тут, мёдом намазано?..

Руки всё сделали сами.

Юра потом много раз прокручивал в памяти случившееся и никак не мог понять: почему сделал так, а не иначе? Сказались тренировки? Нет, вряд ли. Чисто по наитию. Не проходили такого. А что жив остался… будем считать, что повезло.

Первый выстрел — в глаз гиганту. Стелющийся прыжок к лестнице. Присел, оглянулся. Гусь в оторопи. Не знает, что делать. Сигнал ему: ко мне.

За окном чудовищный вопль — будто на крупнозубой циркулярке кто-то решил распились железную бочку. Только громче. Раз в сто. Пашу этим воплем сдувает к стене, он падает. Юра ссыпается по лестнице.

Успев, однако, выдернуть из разгрузки магазин с гранатами.

Поменял. Передёрнул. Поставил на «удар». Дальше что?

Дом содрогнулся, как будто в него врезался «КамАЗ». Что-то рухнуло сверху. И сразу стало плохо видно — поднялась пыль.

Где этот люк? Где этот долбаный люк?

Вот он. И приподнят.

И новый удар, сильнее первого. Кажется, наверху что-то рушится всерьёз. Выстрелы — едва слышно. Но много и часто.

Не видно ни черта.

Включилась ИК-подсветка. И в тот же миг люк подлетел — словно под ним что-то взорвалось.

Юра видит… нет, неправильно: ему показывают (он понимает это задним числом, но реагирует мгновенно, не размышляя, — и эта мгновенность его потом терзала) десяток — нет, больше — одинаковых запрокинутых плоских лиц с блестящими глазами и тёмными провалами пустых беззубых ртов, и белые пухлые, как будто надутые резиновые перчатки, руки, и в этих руках одинаковые запелёнутые в тряпьё младенцы, и среди всех этих лиц одно мужское, бородатое по самые глаза, какой-то нелепый обсосанный треух на голове… Он потом поймёт, как, каким образом, определил, что всё это фальшак, наваждение: очень просто: картинка была чёрно-белая, а не чёрно-зелёно-красная, как в ПНВ; то есть и настоящую картинку он видел, но вторым планом, размытым фоном, а эта, первая, была из его давних кошмаров — уже, казалось бы, прочно забытых. Но руки сами сделали всё куда раньше, чем он что-то понял, чем осознал увиденное, проанализировал, сопоставил, вспомнил, — руки вскинули ружьё, и первая же граната ударила в бородатое лицо, и тут всё заволокло дымом, и что-то сильно толкнуло Юру в грудь, но он устоял и выстрелил ещё два раза, теперь уже наугад, ничего не видя в дыму.