Читать книгу "Улыбка Диллинджера. ФБР с Гувером и без него - Ирвин Кэбот"

Объединенными усилиями советской разведки и «конспиративного аппарата» в последние предвоенные годы в США было получено более 450 информационных документов — а это 30 тысяч листов описаний и технической документации, почти тысяча чертежей и даже 163 образца (их обычно вывозили через Канаду). Меры, предпринимаемые ФБР, были, очевидно, недостаточны — точно так же, как в борьбе с немецкой агентурой. Тем более, что ведению контрразведывательной работы препятствовала нечеткая правовая база и, в известной степени, политические предрассудки. Лично Гуверу, пожалуй, никогда не были симпатичны контакты с «большевистской Россией», которые организовала большая и все увеличивающаяся группа бизнесменов, но перейти к решительным действиям в тот период он не мог. Например, еще со середины 20-х годов велась разработка А. Хаммера и еще нескольких крупных бизнесменов, но это так ничем и не завершилось. Советские представительства располагались в самом центре Манхэтгэна. Под крышей «Амторга», «Уорлд туристе» и еще более экзотических компаний работали десятки агентов[40].

Резкий перелом в контрразведывательной работе против СССР, а затем и всех стран «за железным занавесом» произошел только после Второй мировой войны, прежде всего потому, что произошла драматическая утечка сведений по «Ман-хэттэнскому проекту», за секретность и безопасность которого ФБР отвечала непосредственно. О «деле Розенбергов» мы в последующем разделе рассказываем подробно, а в целом период с 1946—1947-го по 1990-е годы в США — сплошной ряд контрразведывательных операций, прежде всего против «Восточного блока», проходивших, надо признать, с переменным успехом.

На первом этапе контрразведка оставалась «пассивной»[41]— то есть отслеживались связи легальных советских представителей, работников посольств и миссии СССР при ООН. В 1951 году на сборе информации о ВМФ США был пойман второй секретарь советской делегации при ООН А.П. Ковалев; он был выслан из страны. Через пару лет «персоной нон грата» стал помощник военно-морского атташе И.А. Амосов. В 1955 году был выявлен чрезмерный интерес сотрудника миссии при ООН Б. Гладкова к достижениям в области турбиностроения, и в следующем году Госдепартамент принял решение о нежелательности его пребывания в стране. В следующем году выслали еще одного «ООНовца» — переводчика В. Петрова, задержанного при попытке получить чертежи нового самолета.

Аппарат советских дипломатов в США рос быстрыми темпами, уже в те годы заметно превышая численность американских дипломатических представителей в Москве. ФБР установило постоянную слежку за сотрудниками дипломатических представительств и круглосуточную прослушку всех телефонов советских миссий и учреждений. Но этих мер («зеркальных» тем, которые намного раньше были введены в СССР) оказывалось недостаточно. Как признавали сами ФБРовцы, советские агенты отличались высокой профессиональной подготовкой — что, конечно же, неудивительно: они опирались на опыт борьбы с мощнейшей контрразведкой предшествующего периода, с гестапо. Тогда стали разрабатываться и проводиться целые специальные операции. Об одной такой, рутинной, чуть подробнее. Заметим только, что изложенная в начале «история» вербовки настолько неубедительна, что в способе ее подачи отчетливо просматривается типичный эф-бэ-эровский метод выгораживания свидетелей, которые пошли на сотрудничество — даже если при этом надо погрешить против истины.

…Летом 1954 года советский офицер военно-воздушных сил пригласил полковника армии Соединенных Штатов, которого он знал по официальным контактам, позавтракать с ним в его квартире в Восточном Берлине. Советский офицер знал, что американец планировал вскорости выйти в отставку, и предупредил, что хочет переговорить с ним с глазу на глаз. В августе, в соответствии с договоренностью, мужчины встретились неподалеку от Могилы Неизвестного Солдата в Восточном Берлине. Моросил дождь. Полковник сел в автомобиль советского офицера, и они проехали несколько кварталов к дому. Американец сказал советскому партнеру, что проинструктировал своего водителя подъехать на площадку перед Могилой Неизвестного Солдата через час с четвертью. Советский офицер ответил, что разговор не будет слишком длинен, и водителю не придется долго ждать.

В доме они оказались только вдвоем, но как только сели завтракать, раздался стук во входную дверь. Вошедший, мужчина примерно 38 лет, ростом чуть ниже 160 см, плотный (килограммов семьдесят), одетый в гражданское, был представлен полковнику. По словам гражданского, выходило, что он в годы войны работал в нью-йоркском представительстве Амторга. Завтрак не сопровождался возлияниями, но «гражданский» пил вино и прикончил всю бутылку. Разговаривали о пустяках; после завтрака американец напомнил, что он должен уехать, но советский офицер настоял на чашечке кофе, а сам извинился и ушел, сказав, что минут на 30. Пока он отсутствовал, гражданский спросил полковника, в самом ли деле он собирается после отставки перебраться в Ливенворт, штат Канзас — место расположения командования и штаба сухопутных сил армии США, а также высшего военного училища. Полковник подтвердил — и вспомнил, что не говорил в присутствии «гражданского» о месте, куда собирается переехать из Германии, но во время прошлой встречи говорил об этом знакомому офицеру.

Тогда собеседник спросил: «Полковник, если я приеду в США, вас можно будет навестить?»

— Ну, конечно, — ответил полковник.

Советский вербовщик тогда отметил, что будет с женой и детьми, и очень беспокоится об их безопасности, — и спросил полковника, может ли рассчитывать на помощь, если окажется в Штатах. Снова полковник ответил, что постарается помочь. Тогда собеседник начертил эскиз центра Манхэтгэна и отметил точкой северо-восточный угол 86-й улицы и Мэдисон авеню.

— Когда Вы сможете оказаться в Нью-Йорке?

— Полагаю, в конце осени, — ответил полковник.

— Давайте договоримся о встрече на северо-восточном углу 86-й и Мэдисон, в 4 пополудни в любой из этих дней: 15 октября, 25; или 5 ноября, 15, или 25; 1 января; 1 февраля; 1 марта.

Полковник согласился; тогда человек из СССР сказал:

— Если я вдруг не смогу сам придти на встречу в Нью-Йорке, придет друг и скажет так: «Кажется, я встречал вас на Шпрехштрассе, полковник. Какой был номер вашего дома там?» а Вы ответите: «О, да, я жил там, на Шпрехштрассе 19».

Затем «гражданский» спросил, не сможет ли полковник принести с собой кое-какие книги, брошюры и карты из Ливенвортской школы. Полковник ответил, что после своей отставки он не будет иметь никакого отношения к учебному центру. Но собеседник предложил все же попробовать получить некоторые материалы. Американский полковник заявил, что он «должен обдумать это»; на вопрос-предложение о передаче денег — любых денег, — он ответил отрицательно.