Читать книгу "Полина Прекрасная - Ирина Муравьева"

– Прошу вас, Иван Петрович, – продолжала она. – Помогите мне в моих дружеских обязанностях: пригласите на танец мою кузину. – Она кивнула подбородком в сторону застенчивой девицы, которая, догадавшись, что речь идет о ней, испуганно вспыхнула. – Они здесь совсем никому не знакомы.

Глаза ее вновь затуманились.

– А вас, Иван Петрович, – сказала она равнодушно и снова резко обмахнулась веером, – я очень прошу зайти ко мне завтра часа в четыре. По важному делу.

Ивану Петровичу показалось, что он ослышался. Как это: зайти? И по делу? Какому? Но она уже отошла, вернее сказать, отлетела от него, и он увидел, как какой-то молодой человек очень жгучей наружности, расталкивая толпу, бросился следом за ней, и она, краем своего безразличного взгляда заметив это, исчезла куда-то, как будто растаяла.

Что было потом, он почти и не помнил. Дикая радость переполняла его. Все лица, все звуки казались прекрасными. Молоденькая деревенская барышня, с которой он танцевал остаток вечера, к великому удовольствию ее маменьки, вызвала у Ивана Петровича почти отцовское заботливое чувство. Жалко было, если такая стыдливая, никому на свете не сделавшая ничего дурного девочка просидит рядом со своей родительницей, подпирая стены, всю эту весну и вернется в деревню, не сделавши партии.

Светало, когда Мещерский, сильно пахнущий шампанским и сигарами, высадил молчаливого Ивана Петровича у подъезда на Подкопаевском.

– Я завтра в имение еду! – сказал он. – Маман там какой-то лесок продает, просила помочь ей с делами управиться. Но я ненадолго! Недельки на три, а может, и меньше!

Иван Петрович не слышал его слов и потому не ответил на них.

Несмотря на сильнейшее возбуждение, он бросился на кровать и тут же заснул. Во сне перед ним скользили какие-то тени, среди которых он пытался угадать княгиню, но княгини не было, и страх, что он потерял ее, заставил Ивана Петровича сделать над собою усилие и проснуться, хотя не пробило еще и полудня. На улице было так ярко и солнечно, словно наступило лето. Отсветы голубого неба сияли на таявшем снегу. Через два часа тщательно выбритый, вымытый, нарядный, но бледный при этом, с запавшими глубоко глазами, взгляд которых был испуганно-счастливым и одновременно вопросительным, Иван Петрович уже подходил к бирюзовому особняку князей Ахмаковых на Поварской.

Она сказала: в четыре, стало быть, нужно как-то убить два часа. Он принялся слоняться по улице, глубоко дыша этим острым, как эфир, воздухом. Голова его слегка кружилась, и он вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего дня. Во рту было сухо. Нужно было найти какую-нибудь ресторацию и выпить хоть чаю. Незаметно он добрел до Никитской, где роскошные особняки новой знати соседствовали с домиками небогатого московского купечества. Внимание Ивана Петровича привлек уютный и радостный от своей ярко-желтой свежей покраски дом, над воротами которого возвышалась вывеска, изображающая толстого и кудрявого амура с опрокинутым факелом в дородной руке. Под Амуром чернели витиевато написанные слова: «Здесь продаются и обиваются гробы простые и крашеные. Отдаем напрокат новые и починяем старые». Как ни волновался Иван Петрович от предстоящего свидания, как ни перехватывало у него горло, как ни пересыхало во рту, но он остановился и несколько минут простоял перед этой затейливой надписью. Ему было страшно, хотя и смешно. Ворота между тем приоткрылись, и боком вышел узкоплечий и угрюмый человек, заросший оранжево-желтой щетиной. Подозрительно оглядев Ивана Петровича, он двинулся вверх по Никитской, подняв воротник и кося по домам мышиным, немного испуганным взглядом.

«А это ведь, верно, и есть гробовщик!» – успел подумать Иван Петрович и поспешно перешел на другую сторону улицу.

Так и не выпивши даже чаю, он вернулся обратно на Поварскую. Часы показывали без четверти четыре.

«Пойду-ка сейчас! – отчаянно подумал он. – Нельзя же минута в минуту!»

Вчерашний лакей, старый, с красными, как сукно, щеками, отворил дверь и строго посмотрел на разгоряченного Ивана Петровича.

– К княгине Ахмаковой, – скороговоркой проговорил Иван Петрович, и вдруг его обожгло: а в самом ли деле она позвала его прийти сегодня? Не послышалось ли ему?

Но лакей уже осторожно снял с него подбитый мехом плащ и голосом мягким, грустным и почтительным произнес:

– Пожалуйте, сударь. Княгиня вас ждут.

Не чувствуя ног, Иван Петрович стрелой взлетел наверх и не видел, как старый лакей проводил его своим укоризненным взглядом. В комнатах наверху было пусто. Иван Петрович растерянно оглянулся. Часы мелодично пробили четыре. За спиной его послышался какой-то шорох, словно пролетела птица. Он оглянулся. Княгиня Ахмакова в белой холщовой блузе, напомнившей ту, которую носят живописцы, вся перемазанная краской, с туго заплетенной косой, просто уложенной на затылке, смотрела на него в упор своими бирюзовыми глазами.

– Благодарю, что выбрали время зайти ко мне, – глухим и хрипловатым голосом сказала она. – Я балуюсь живописью от скуки. Хотела бы вас написать. Портрет. Вы согласны? – Она усмехнулась, глаза потемнели. – Но в том, что получится, я не уверена. Быть может, совсем ничего не получится… Но вы не ответили мне. Вы согласны?

– Конечно. Согласен, конечно. И очень польщен. Я ведь не ожидал…

Она прошла вперед и кивнула ему черноволосой головой, предлагая следовать за ней. Потом обернулась. Глаза ее сонно сощурились:

– Вы не ожидали чего?

Иван Петрович замешкался.

– А вы так покорны – всегда? – С ударением на «всегда» спросила она. – А может быть, я вас пугаю?

– Нет, – неожиданно громко ответил Иван Петрович. – Нет, вы не пугаете. Просто я очень…

И он замолчал.

– Очень: что? – спросила княгиня Ахмакова.

– Я очень мечтал вас увидеть. Безумно! И с самого первого дня. Вот что: очень.

Красные пятна зажглись на ее скулах.

– Ну, вот и увидели, – хрипло сказала она. – Теперь вы садитесь, и будем работать.

Они оказались в небольшом кабинете. Перед окном стоял мольберт с чистым холстом; другие холсты, прислоненные лицом к стене, создавали ощущение беспорядка. В узком и высоком окне, выходящем, как понял Иван Петрович, на задний двор, работник прогуливал гнедого жеребца. Жеребец косил на работника сизым сверкающим глазом.

– Садитесь же, – хрипло сказала княгиня.

Иван Петрович послушно сел на полосатый шелковый стул. Княгиня вплотную подошла к нему.

– Постойте, – сказала она и обеими руками слегка повернула к окну его голову. – Вот так. И плечо чуть повыше. Вот так. Смотрите на небо.

Тело ее в белой, перепачканной красками блузе поверх какого-то легкого платья было так близко от его глаз, что Иван Петрович зажмурился.

– Откройте глаза, – прошептала она, склонившись к нему и дыша в его волосы.

Он открыл глаза. Держа руки на его плечах, она не отрываясь смотрела в лицо Ивана Петровича, словно пыталась что-то понять. Он поразился странному выражению страдания и одновременно жестокости, блеснувшему в ее взгляде.