Читать книгу "Нас позвали высокие широты - Владислав Корякин"

В попытке разгадки я построил розу ориентировки горных ледников, обнаружив преобладание северо–западных и северо–восточных направлений. Это означало поступление питающих осадков с акваторий Гренландского и Баренцева морей. Причем этот вывод подтверждался (как и на Новой Земле) преобладающим развитием ледников, обращенных навстречу влагопитающим потокам, стекающим от общих местных водоразделов. В любом случае эти совпадения не могли быть случайными, поскольку со статистикой не поспоришь.

Своими соображениями я поделился с Леонидом Сергеевичем Троицким, которого Авсюк назначил научным руководителем Шпицбергенской экспедиции. В отличии от иных коллег, местами подверженных своеобразному научному снобизму, Троицкий оценил мою идею. А когда начальником экспедиции стал уже известный читателю Евгений Максимович Зингер, лучшего тандема было невозможно найти. Володя Михалев из бывшей Полярно—Уральской экспедиции эпохи МГГ взялся за вещественный баланс и термику ледников, а Слава Маркин из бывшей экспедиции на Землю Франца Иосифа по программе МГГ — за гляциоклиматологию.

Начитавшись в процессе подготовки зарубежной научной литературы и тем самым испытав влияние Запада, свою первую экспедицию на этот архипелаг мы стали именовать «операция Шпиц-1965» и т. д., с указанием даты, как все последующие.

Вместе с шахтерами «Арктикугля» в первых числах июня мы покинули Мурманск на стареньком теплоходике «Сестрорецк» (постройки 1912 года), испытав на подходах к Шпицбергену все прелести арктического фронта, запомнившиеся еще по памятному октябрю–ноябрю 1956 года. На этот раз морского простора на границе Гренландского и Баренцева морей оказалось побольше, причем отсутствовал лед, способный укротить волнение. Морская стихия явила себя в полной мере, уложив не слишком привычных к морю пассажиров (в основном из донецких шахтеров) в койки, предоставив более приспособленным вдоволь пировать в столовой.

Утро 8 июня было отмечено такими бросками и рывками судна, что с трудом можно было оставаться в койке. При сильном крене иллюминаторы погружались то и дело в воду, так что периодически в каюте воцарялся сумрак. Совсем по Киплингу:

Если в окнах каюты зеленая мгла

И вздымаются брызги до труб.

И встают поминутно то нос, то корма…

На очередном гребне волны завывания винта, выводившие адские мелодии, были способны деморализовать самых стойких. Вскоре раздались звуки, напоминавшие винтовочные выстрелы, с которыми вылетали заклепки металлической обшивки. Неудивительно, что некоторое время спустя к какофонии шторма добавился плеск воды во внутренних помещениях судна. Начали коробиться переборки в каютах, и ударов стихии не выдержал даже толстенный пиллерс, подпиравший подволок вместе с верхней палубой. Шторм приобретал настолько суровый характер, что стоило в этом убедиться собственными глазами со шлюпочной палубы, добраться до которой по внутренним трапам, вырывавшимся из–под ног, оказалось непросто.

Открывшаяся картина впечатляла: огромные пологие волны, увенчанные пенными гребнями, одна за другой неторопливо накатывались откуда–то из просторов Атлантики, и наше суденышко, нещадно раскачиваясь, скользило по их скатам, чтобы начать карабкаться на очередной, вытряхивая из своих пассажиров все, что можно вытрясти, включая остатки души или чего–то ей соответствующего. Правда, с приближением к берегам Шпицбергена шторм стал заметно стихать. Гористые берега архипелага за беснованием волн видны были урывками, однако на нижней кромке облачности уже отчетливо проявились признаки «ледяного неба» в виде светлых участков отражавшихся ледников Туррелла у входа в залив Хорнсунн. Скоро по курсу обозначилась гора Седло на южной оконечности Земли Принца Карла, предвещая поворот в глубь Ис–фьорда, где на берегах залива Грен–фьорд приютился Баренцбург. Его население высыпало встречать первое судно с Большой земли, плотно заполнив небольшой причал под звуки самодеятельного оркестра и радостные вопли: «Ура!» Каждый при этом получил свое: обитатели Баренцбурга (помимо почты) — смену зимовщиков и сопутствующие им впечатления. Мне же в день рождения достался целый архипелаг с сопутствующими надеждами! Забегая вперед, лишь отмечу — они оправдались…

Отметились в консульстве (включая бутылку коньяку) и продолжили свой путь по водам Ис–фьорда в Пирамиду, очередной шахтерский поселок в центре архипелага, который в том полевом сезоне оказался нашей экспедиционной базой. Выбор места работ неслучаен: еще в 1934 году Альман определил баланс оледенения в северо–западной части архипелага, Польская академия наук со времен МГГ 1957–1959 годов оседлала юг Шпицбергена на берегах Хорнсунна. Мы уже выбрали относительно неизведанный кусок оледенения Шпицбергена на северо–востоке главного острова архипелага. Тем он и интересен, что возникает возможность сопоставления с другими, более изученными районами архипелага. Консульство обещало поддержку вертолетами, намекнув, что на будущее возможны и другие интересные места. Эти люди знали, чем заинтриговать нашего брата…

Оставив в Баренцбурге Зингера решать массу организационных проблем, на пути в Пирамиду мы не просто наслаждались потрясающими видами горной страны под лучами весеннего солнца, мы пытались созерцать загадку оледенения Шпицбергена изнутри, что удалось частично. Убедившись в ее реальности, мы, разумеется, ни на шаг не приблизились к ее разгадке. Если она существует под сотню лет, рассчитывать на ее разрешение в ближайшие дни нереально, даже в наш стремительный век.

Из Пирамиды, пока Зингер в Баренцбурге договаривался с вертолетчиками, мы провели пешую рекогносцировку в нижней части ледника Норденшельда практически до скал Эккокнаусен (Эхо скал — по–норвежски) в пятнадцати километрах от фронта ледника Норденшельда, выполнив одновременно бурение с замером температур ледника вплоть до глубины 20 метров, не считая снегосъемок и установки вех для определения таяния. По сравнению с известным читателю ледником Шокальского на Новой Земле, здешний ледник Норденшельда оказался намного доступнее, да и поменьше размерами. Как и на Новой Земле, привязку его фронта я выполнил с припая. Великолепным ориентиром оказался островок Ретрит, показанный на карте английской экспедиции Харланда из Кембриджского университета 1949 года, настоящий бараний лоб, на котором ледник оставил отчетливую штриховку и даже глубокие борозды, в конце которых остались лежать солидные валуны, повергшие в восторг Троицкого. Меньше эмоций вызвало у меня незначительное отступание самого ледника Норденшельда.

Из других впечатлений, по сравнению с Новой Землей, ледники и здешние горы более миниатюрны, климат лучше (в первые дни нашего пребывания солнечно и ни одного дня с туманом), а сам архипелаг чересчур населен не только людьми, но и представителями полярной фауны, морской и воздушной. Здорово обгорели на весеннем солнышке, упражняясь в перетаскивании саней и бурении, что позволило быстро обрести полевую форму, как физически, так и морально, вживаясь в окружающую обстановку, обретая уверенность на будущее. Это важно в свете предстоящей высадке на ледниковом плато Ломоносова, основном объекте наших исследований, истоках самого ледника Норденшельда. Наши скромные первые удачи, разумеется, — еще не окончательный успех, но настраивают на него, и мы, что называется, закусили удила. Этот настрой уже не покидал нас, пока мы работали на Шпицбергене. Какой ценой он давался — другой вопрос, но скопление неподвижных тел в лагере у фронта ледника Норденшельда после ручного бурения на означенном леднике напоминало побитое воинство, к счастью ожившее, чтобы предаться в обжорстве восполнению затраченной энергии.