Читать книгу "Магическая трубка Конан Дойла - Мария Спасская"

Каждое утро Альфред клал перед сэром Артуром стопку газет, пестревших заверениями, что Конан Дойль либо невероятно доверчив и ленится проверить факты, прежде чем публиковать работы, подобные «Новому откровению», или намеренно водит читателей за нос. В один из солнечных летних дней сэр Артур скомкал очередную хулительную газету — на этот раз американскую — и объявил:

— Невежество репортеров просто поразительно! Альфред, сегодня же закажите билеты в Америку, мы едем в турне по Штатам, чтобы просветить этих невежд!

Дельфинья бухта. Наши дни. Лиза

Втроем мы стояли на вершине маяка и смотрели вниз, на прибрежные камни, где распласталось тело Анатолия. И вдруг утреннюю тишину прорезал нечеловеческий вопль Граба, преисполненный отчаяния и боли:

— Не-ет!

— К сожалению, да, — тряхнул головой Кузьма.

— Вот Алекс гнида! — сипло выругался Граб, наблюдая в рассветной мгле, как набегающие на берег волны омывают его труп. — Как славно все придумал! Решил свалить все на меня! Друг, мол, слетел с катушек и похитил Гошу. Но в пылу борьбы наш героический Алекс столкнул похитителя с маяка, злодей упал и разбился, так что спросить теперь не с кого! Но ему показалось мало меня оклеветать! Он еще забрал у меня Настю! Но нет, дружок, так легко ты от меня не отделаешься!

Разгневанный муж беременной рванулся с огороженной площадки и бегом устремился вниз. Только теперь я заметила, что Толик не бежит, а как бы парит в невесомости, лишь слегка касаясь ногами ступеней. Взглянув на себя, я увидела, что тоже скольжу по воздуху, словно качусь по льду, и вдруг поняла, отчего пройдя не один десяток километров, совсем не чувствую усталости. И даже совсем не хочу есть. В принципе это состояние мне нравилось. Хотя я чувствовала себя гораздо увереннее и спокойнее, чем обычно, мысль, что в отличие от Граба для меня не все еще кончено, и я в любой момент могу вернуться в свое тело, приятно согревала грудь. Пока я предавалась размышлениям о преимуществах пребывания в коме перед окончательным небытием, Анатолий достиг комнатки, где мы оставили миловаться его жену и моего мужа, и в тот же миг оттуда послышались испуганные вскрики Насти и оглушительный Гошкин плач.

— Лиза, да двигайтесь же быстрее! Что вы ползете как улитка? — напустился на меня следующий позади Кузьма. — Граб сейчас такой полтергейст устроит, что мало не покажется! В вашей ситуации вовсе не обязательно идти до двери, можно пользоваться и стенами.

Медиум просочился сквозь стену, как вода через фильтр, и я, секунду поколебавшись, последовала его примеру. Ощущение было такое, словно продираешься сквозь поролон, разрывая его своим телом. Первое, что я увидела, оказавшись в комнате смотрителя, был беснующийся Толик. Он метался от стены к стене, с невиданной силой обрушиваясь на находящиеся в комнате предметы, отчего они с грохотом падали со своих мест. Сидя в кровати, плакал навзрыд Гоша, и в широко распахнутых глазах его, неотрывно следящих за Толиком, застыл неописуемый ужас. Кузьма был прав, мой сын нас видел! Ничего не понимающая Настя, для которой мы оставались невидимыми, прижала ладони ко рту и тоненько поскуливала от страха, глядя, как рушатся с полок книги и взлетают в воздух тарелки, с грохотом разбивающиеся об пол.

— Это ветер, родная! — неуверенно успокаивал ее Алекс. — Это всего лишь ветер. Давай повторим все, что мы будем говорить следователю, и потихонечку двинемся в полицию. Скоро рассвет. Не хотелось бы, чтобы тело Граба нашли посторонние. Как ты считаешь, в связи с чрезвычайными обстоятельствами, в которые я попал, Иван Иванович согласится подождать с карточным долгом? Подумаешь! Каких-то несерьезных полтора миллиона рублей. Из-за такой мелочи можно и не дергать человека. Все-таки у меня жена лежит при смерти и сына похитили. Причем не кто-нибудь, а лучший друг, которому я так верил…

Взбешенный этим замечанием Толик подскочил к Алексу, и с перекошенным от ярости лицом вцепился ему в горло зубами, не нанеся, однако, противнику ни малейшего урона. При этом мой перепуганный сын заплакал особенно горько. Похоже, Гошкин плач действовал на беременную, как тряпка на быка. Красивое лицо Насти перекосилось, отчего она стала похожа на ощетинившуюся лису. Скаля мелкие зубы, женщина тяжело поднялась со стула, шагнула к малышу, размахнувшись, шлепнула его по разинутому в реве рту, потрясла за плечи и, брезгливо вытирая руку о широкое платье, истерично закричала на Алекса:

— Да сделай же что-нибудь, чтобы этот дебил заткнулся! Как же меня бесит его слюнявая рожа!

— Замолчи, ты, выродок! — прикрикнул на Гошу отец, почесывая кадык, за который все еще пытался укусить Граб.

— Быстро надевай тапки! Я отведу тебя к деду, — обращаясь к Гоше, скомандовала Настя.

— К какому деду? — сердито глянул на нее мой муж. — Гоша будет дожидаться полицию здесь! Менты должны увидеть, в каких нечеловеческих условиях Толик держал моего сына! И понять, что я просто не мог поступить иначе, защищая ребенка!

— Но мне нужно, чтобы Гоша прямо сейчас…

— Он будет здесь, я сказал! — повысил Алекс голос на любимую. — Будет так, как надо мне, а не тебе!

И сурово приказал малышу:

— Лежи и жди! И чтобы не смел выходить из комнаты! Ты меня понимаешь, бестолочь? Придурок дефективный!

Толик все еще рвал зубами горло говорящего, а я обошла опустевший стул и села в Гошиных ногах. Взяла его за ручку и, вытирая слезки, стала гладить, напевая нашу песенку.

— Ложкой снег мешая, ночь идет большая, только ты, глупышка, не спишь…

Колыбельная медведицы из «Умки» с первых дней жизни действует на Гошку как самое лучшее успокоительное. Это он Умка, а я медведица. Мы оба знаем это, хотя никогда про это не говорили. Я перебирала его пальчики, считая и пересчитывая. Как делаю всегда. Ибо мне все время кажется, что я родила малыша, у которого на одной из ручек шесть пальчиков.

Когда я была беременная, мама привезла меня на УЗИ, и доктор, водя по моему большому животу смазанным силиконом аппликатором и глядя на экран, стала вслух считать «один, два, три, четыре, пять». И снова «один, два, три, четыре, пять». После чего доверительно пояснила: «это я пальчики считаю. А то бывает, что рождается ребеночек, а у него шесть пальчиков». С этого момента я больше всего боялась, что рожу уродца с шестью пальцами. Гоше уже пять лет, а я все считаю и считаю его пальчики, ибо мне кажется, что при прежних подсчетах я ошиблась, и где-то на маленькой ручонке притаился коварный шестой палец. Что все об этом узнают, и будет скандал. И снова папа пожалеет, что я — это не ОНА.

Слушая знакомый напев, сыночек крепко ухватил меня за руку и, все еще всхлипывая, прилег на подушку, не спуская покрасневших от слез глазок с моего лица. Это единственный взгляд, который я готова терпеть бесконечно. Гоша не выискивает во мне изъяны, испепеляя взглядом. Он гладит меня глазами. Он просто меня любит. Любит такую, какая я есть. Со всеми недостатками, которые так боюсь показать другим. Умиротворенный и кроткий, сын больше не смотрел на взрослых, полных агрессии. Рядом с ним была я, и Гоша ничего не боялся. Ничего и никого.