Читать книгу "Я прав - вы заблуждаетесь - Эдвард де Боно"

Для того чтобы нечто имело смысловое значение, должен быть паттерн. Для того чтобы имела место релевантность, паттерн должен быть достаточно важным. Что я имею в виду под словом «важность»? Релевантность вполне объяснима, когда мы в чем-то нуждаемся (полный мочевой пузырь, голод или повышенное сексуальное желание). Все это будет сопровождаться посылкой сигналов в мозг (посредством биохимических изменений или нервных импульсов), которые повысят чувствительность определенных частей нервной сети в большей степени, чем другие. А если мы имеем предмет более высокого порядка, например коллекционирование икон или бабочек? Мы всегда можем избежать проблемы, заметив, что даже у таких занятий может быть значительная эмоциональная подоплека. Однако существует, вероятно, и более интересный ответ.

Интерес может скрываться в самом слове «интерес». Что делает нечто интересным? Ответ на этот вопрос был бы чрезвычайно полезен. Если вы снимаете фильмы, режиссируете телевизионные программы или издаете книги, вам необходимо знать, что ваши зрители или читатели сочтут интересным.

Давайте разберемся с самой механикой интереса. Что делает одну вещь интересной, а другую менее интересной? Почему игровые шоу явно интересны зрителям (что очень устраивает работников телевидения, поскольку на постановку не требуется много денег)? Почему такой популярностью пользуется снукер (разновидность бильярда) в Англии? Далеко не все зрители на самом деле понимают его правила, не говоря уже об участии в этой игре.

Интерес бывает связан с репертуаром, богатым паттернами. Если вокруг предмета имеется развитая сеть паттернов, такой предмет становится интересным. Используя это свойство, можно сделать более интересным любой предмет. Проблема состоит в том, как построить эту богатую паттернами сеть, поскольку, если у нас нет некоего начального интереса к чему-либо, мы не станем заниматься этим. Такова одна из задач образования: обеспечить критическую массу интереса, например к литературе, а после этого интерес будет подогревать сам себя. Если ваш отец всегда интересовался фотографией или разведением пчел, то в процессе домашнего воспитания в вашем мозге постепенно строились соответствующие паттерны. Есть такая вещь, как инвестиционный порог. Вплоть до определенного момента необходимо приложить усилия (хотя и не всегда), после чего затраченные усилия (вложенные деньги) возвращаются в виде интереса (процентов).

Интерес может возникать и иным способом. Если вам нравится определенная поп-звезда, ваш интерес к ней способен привести к тому, что вы станете пристально изучать все аспекты жизни этой звезды. Чем больше подробностей вы узнаете, тем сильнее интерес подогревает сам себя. Действуют обычно оба механизма. Результат при этом одинаков: большое количество многообразных паттернов, вследствие чего невозможна ситуация, когда первый же активированный паттерн умирает, что на неврологическом языке эквивалентно фразе «Ну и что?».

У интереса второго типа несколько иной механизм. Вам просто хочется знать, что случится потом. В случае со снукером (типом бильярда) вы видите цветные шары на большом зеленом столе. Вы наблюдаете сосредоточенность игрока, который готовится к удару (при этом комментатор характеризует его как настоящего бойца). Совершенно ясно, что собирается сделать игрок: послать нужный шар в лузу. Очевидно, что вам остается подождать всего несколько секунд, чтобы узнать, чем это кончится. Вот вы и ждете эти несколько секунд. А потом еще несколько секунд. И еще. Механика телевизионной игры аналогична. В основе всего призовой капитал и живой азарт участников, которых специально отобрали для участия в игре. Потом имеется фокус внимания: будет ли дан правильный ответ на вопрос? И опять вам приходится ждать несколько секунд. И вы ждете. Когда фокус внимания ясен и время дорого, разуму необходимо разрешиться от неопределенности типа «сможет или не сможет?».

Когда размышления над каким-нибудь вопросом затягиваются, как в телевизионной драме, зритель не может просто так ждать. Чтобы удержать внимание зрителя, фильм должен быть полон событий, происходящих поминутно (самым незамысловатым способом является демонстрация насилия), или должна иметь место заинтересованность зрителя в судьбе героев. Такой тип интереса отличается от инвестиционного, его бывает трудно увеличивать. Хотя при наличии достаточного времени и здесь бывает долговременный успех, как, например, в классических мыльных операх, таких как «Даллас» или «Династия».

Думаю, что в очень скором времени мы сможем понять неврологический механизм интереса вполне окончательно. Здесь я коснулся этого вопроса лишь слегка, рассмотрев два типа интереса: интерес, обусловленный многообразием паттернов, и интерес — петля ожидания.

Отсутствие нулевого состояния

Изобретение нуля в математике имело поистине огромное значение. До этого в греческой и римской математике умножение и деление являлись чрезвычайно сложными операциями. Нуль стал умной и первоначально трудной для осознания концепцией, поскольку речь шла о позиции в ряду чисел, у которой отсутствовала величина.

Нам чрезвычайно нужен аналог нуля в человеческом мышлении, однако его у нас нет. Мы не способны постичь то, что еще не в состоянии постичь. Это вполне очевидный факт. Мы не можем увидеть то, что нужно увидеть, если пока это не можем. На практике мы находим это трудным для понимания и еще более трудной целью для достижения.

Кто-нибудь говорит вам, что имеются только две альтернативы. Иногда, когда мы имеем дело с некоторыми закрытыми системами или сконструированной системой, это соответствует истине. Обычно же это означает: «Я могу помыслить только о двух альтернативах, поэтому больше и быть не может».

Предположим, что мы использовали бы слово «по» в качестве нуля. Тогда можно сказать, что есть три альтернативы: означенные две и по. Слово «по» включало бы в себя все не придуманные пока альтернативы. Размер охватываемого словом «по» пространства соответствовал бы нашему интуитивному представлению о том, сколько, возможно, еще существует альтернатив, не постигнутых пока нами.

На практике такой подход вызывал бы у нас раздражение и выглядел бы совершенно непрактичным. Например, какой-нибудь адвокат сказал бы присяжным: «Подумайте не только о том, что означают вещественные доказательства, которые я вам предъявил, но также и о пространстве по возможных вариантов. Разве сможете вы осудить моего подзащитного при таких обстоятельствах?» Нет, такой подход не работал бы. Мы предпочитаем иметь дело с абсолютами и определенностью.

При рассмотрении любой ситуации механизм внимания и обширная водосборная площадь паттернов подразумевают, что мы быстро скатываемся к некоторому паттерну, оказываемся в его власти. Мы теряем непосредственность и свежесть восприятия, способность объединять предметы в смысловое целое по-новому и замечать вещи, которых ранее не замечали.

Чтобы вырваться из столь цепких объятий паттернов, мы можем обратиться к медитации, дзэн-буддизму или наркотикам-галлюциногенам вроде ЛСД (это не одно и то же, что наркотики-антидепрессанты или средства, воздействующие на центры удовольствия). Обычно, как я уже упоминал, мы делаем это в поисках сути, того, что мы понимаем как глубинную реальность, поскольку очень многие системы веры помещают истину ниже уровня поверхностных впечатлений. (Зачем? Возможно, именно на поверхности лежит истина.)