Читать книгу "Девушка в поезде - Пола Хокинс"

– Правда, Рейчел, я не понимаю, как тебе удавалось так долго это скрывать.

Я пожимаю плечами:

– Утром я сажусь на электричку, которая уходит в 8.04, а вечером возвращаюсь электричкой на 17.56. Это мой поезд. Всегда на нем езжу. Вот так.

Четверг, 1 августа 2013 года

Утро

Мне на лицо что-то давит, я не могу дышать, я задыхаюсь. Очнувшись от сна, я жадно хватаю воздух ртом, в груди болит. Я сажусь, широко раскрыв глаза, и вижу, как в углу комнаты что-то шевелится. Плотный комок черноты начинает разрастаться, я едва сдерживаю крик – и тут окончательно просыпаюсь. Конечно, в комнате никого нет, а я сижу на постели с мокрыми от слез щеками.

Скоро утро, за окном начинает светлеть, и дождь, который не переставая идет уже несколько дней, продолжает барабанить по стеклу. Я не хочу опять засыпать – пока сердце бьется в груди так, что становится больно, мне все равно не уснуть.

Мне кажется, хотя я и не уверена, что внизу есть немного вина. Я не помню, чтобы допивала вторую бутылку. Оно наверняка не холодное, потому что я не могу оставлять бутылку в холодильнике – Кэти наверняка все выльет. Она очень хочет, чтобы я больше не пила, но пока ее планам не суждено сбыться. В прихожей возле газового счетчика стоит небольшой шкафчик. Если вино осталось, я спрятала его там.

Я осторожно, на цыпочках пробираюсь в полумраке лестницы вниз, открываю шкаф и вытаскиваю бутылку – она обидно легкая, и вина там осталось всего на бокал. Но все же лучше, чем ничего. Я наливаю его в кружку (если Кэти вдруг спустится, я могу сделать вид, что пью чай) и прячу пустую бутылку в мусорное ведро (предварительно прикрыв пустыми пакетами из-под молока и чипсов). В гостиной я включаю телевизор, сразу убираю звук и устраиваюсь на диване.

Я щелкаю по каналам, но на всех крутят одни детские передачи и рекламные ролики, пока на экране вдруг не появляется Корли-Вуд – лес, который находится совсем рядом и его хорошо видно из поезда. Корли-Вуд под проливным дождем и почти полностью затопленные поля между лесом и железнодорожными путями.

Я не знаю, почему до меня так долго доходило, что случилось. Десять, пятнадцать, двадцать секунд я смотрю на автомобили, на огороженный полосатой полицейской лентой участок и белую палатку на заднем плане, и мое дыхание замедляется, пока я не перестаю дышать вообще.

Это она. Она находилась в лесу все это время, совсем рядом с путями. Я каждый день проезжала мимо этих полей утром и вечером, не подозревая, что ее тело спрятано там.

В лесу. Я представляю могилу, выкопанную под низкорослым кустарником и наспех замаскированную. Я представляю даже более жуткую картину: ее тело висит на веревке в глубине леса – там, где никто не ходит.

Но это может быть даже не она. А кто-то совсем другой. Но я знаю, что это не так.

На экране появляется корреспондент: его черные волосы намокли и лежат на голове темным пятном. Я включаю звук и слышу, как он рассказывает то, что мне уже известно, что я почувствовала: это не я, а Меган больше не может дышать.

– Да, все верно, – отвечает он кому-то в студии, прижав ладонь к уху. – Полиция уже подтвердила, что в паводковых водах на окраине Корли-Вуд обнаружено тело молодой женщины. Отсюда до дома Меган Хипвелл меньше пяти миль. Миссис Хипвелл, как вы знаете, исчезла в начале июля – тринадцатого июля, если быть точным, – и с тех пор ее никто не видел. Полиция говорит, что тело, которое было обнаружено местными жителями, выгуливавшими собак, еще предстоит официально опознать. Однако они практически не сомневаются, что это Меган. Мужа миссис Хипвелл уже поставили в известность.

Он замолкает и слушает вопрос дикторши в студии, но я ничего не слышу, потому что от прилива крови уши полностью заложило. Я подношу кружку ко рту и выпиваю все до последней капли.

Корреспондент говорит снова:

– Да, Кей, все верно. Судя по всему, тело было зарыто здесь, в лесу, какое-то время назад, но из-за сильных дождей, шедших в последние дни, могилу размыло.

Это даже хуже, причем намного хуже, чем мне представлялось. Я вижу ее обезображенное, покрытое грязью лицо, бледные руки подняты вверх, будто она пыталась выбраться из могилы. Я чувствую во рту горячий и горький вкус желчи и вина и бросаюсь наверх, понимая, что меня вот-вот вырвет.

Вечер

Почти весь день я провела в постели. Пыталась навести порядок в мыслях, переполнявших голову, и собрать воедино обрывки воспоминаний и снов о событиях того субботнего вечера. Чтобы облегчить себе задачу, я решила все записывать. Скрип пера по бумаге напоминал шепот и заставлял нервничать: мне казалось, будто в квартире был кто-то еще и находился прямо за моей дверью, а перед глазами все время стояла Меган.

От страха я боялась открыть дверь, а когда наконец решилась, там, конечно же, никого не было. Я спустилась вниз и снова включила телевизор. Показывали ту же картинку: лес под потоками дождя, ползущие по грязной размытой дороге полицейские машины, жуткий белый шатер в серой дымке насыщенного влагой воздуха. И вдруг на экране возникла фотография Меган – красивой, полной сил и с улыбкой на лице. Потом показали, как Скотт, опустив голову, пробирается сквозь толпу фотографов, мешающих ему пройти к входной двери дома, рядом с ним шла Райли. Затем на экране появился офис Камаля. Однако самого его нигде не было видно.

Я не хотела слушать, что говорят, но все равно прибавила звук, лишь бы в ушах перестала звенеть тишина. Полиция утверждала, что, хотя женщину официально пока не опознали, она была мертва уже довольно давно, возможно, несколько недель. Причину смерти еще предстоит установить. По их словам, у них нет оснований считать, что убийство было совершено по сексуальным мотивам.

Меня поражает абсурдность этих слов. Я знаю, что они имеют в виду: они хотят сказать, что она не была изнасилована, – и слава Богу! – но это не означает, что сексуальный мотив отсутствует. Мне кажется, что Камаль хотел ее, но не мог удержать, что она, наверное, пыталась положить этому конец, а он не мог с этим смириться. Разве это не сексуальный мотив?

У меня нет сил смотреть новости дальше, и я иду наверх и заползаю под одеяло. Я вытряхиваю из сумочки и просматриваю свои заметки, все сделанные на клочках бумаги, обрывки информации, которые мне удалось извлечь из своей памяти, и не перестаю задавать себе вопрос: зачем я все это делаю? Чего добиваюсь?

Меган

Четверг, 13 июня 2013 года

Утро

Я не могу спать в такую жару. По коже бегают невидимые букашки, на груди какое-то раздражение, мне все мешает. И от Скотта исходит жар; лежа рядом с ним, я чувствую себя, как у печки. Я не могу отодвинуться от него достаточно далеко и лежу на самом краю кровати, сбросив простыню, которой укрывалась. Это невыносимо. Я подумала о том, чтобы перейти в комнату для гостей и лечь там на матрасе, но он ненавидит просыпаться и не видеть меня рядом, и это всегда заканчивается скандалом или ссорой. Выяснением, чем я там занималась или о ком думала, когда лежала одна. Иногда мне хочется закричать ему прямо в лицо, чтобы он отстал от меня. Перестал доставать. Позволил дышать. Поэтому я не могу спать и злюсь. Я чувствую, будто мы уже ругаемся, хотя пока это происходит только в моем воображении. И мысли в голове все крутятся и крутятся. Я чувствую, что задыхаюсь. Когда этот дом вдруг стал таким тесным? Когда моя жизнь стала такой тоскливой? Неужели я хотела именно этого? Не могу вспомнить. Я знаю только, что несколько месяцев чувствовала себя лучше, а теперь не могу думать, не могу спать, не могу рисовать, и желание сбежать становится непреодолимым. Ночью, лежа с открытыми глазами, я слышу в голове шепот – тихий, безжалостный и бесконечный, он уговаривает: «Беги прочь!» Стоит мне закрыть глаза, как голову заполняют видения из прошлой и будущей жизни, видения того, что я, как мне казалось, хочу, того, что у меня было, и того, от чего я отказалась. Я не могу ощутить покой, потому что каждый раз оказываюсь в тупике. Закрытая галерея, дома на улице, назойливое внимание женщин из студии пилатеса, железная дорога за садом, по которой поезда все время везут куда-то своих пассажиров, напоминая мне снова и снова, по десять раз на дню, что сама я никуда не еду и застряла тут.