Читать книгу "Стратегический взгляд. Америка и глобальный кризис - Збигнев Бжезинский"

В случае подобного угрожающего развития событий возможностей для конфликта хоть отбавляй. Одни провоцируют усиление соперничества между региональными державами (очевидный пример — Китай и Индия). Водные и территориальные споры могут послужить как причиной, так и поводом. Другие — это относится к Пакистану и Индии — могут вспыхнуть из-за нерешенных и потенциально взрывных территориальных конфликтов, которые обострят националистическую и религиозную вражду до пределов угрозы существованию обеих стран. Третьи может ненамеренно породить неослабевающая исторически сложившаяся неприязнь, как в случае с Китаем и Японией. Четвертые выступят побочным эффектом внутренней нестабильности и просчетов руководства на высшем уровне (здесь поневоле вспоминается отношение Северной Кореи к Южной). Причиной пятых может стать столкновение морских интересов — между Китаем и Японией, а также между Китаем и его соседями по Юго-Восточной Азии, имеющими выход к Южно-Китайскому морю. Кроме того, слабеющую в случае отказа идти на сближение с Западом и модернизироваться Россию могут также возмущать всё более успешные попытки Китая расширить доступ к природным ресурсам Монголии и новым центральноазиатским государствам.

Помимо всего этого, мотивирующим импульсом серьёзного международного напряжения может стать неспособность Америки и Китая сообща адаптироваться к меняющемуся распределению политических и экономических сил в их двусторонних отношениях. Камнем преткновения — кроме очевидного экономического соперничества и нерешенных финансовых споров — может послужить статус Тайваня или степень американского военно-морского присутствия вблизи китайских территориальных вод, или столкновение интересов в корейском конфликте.

И наконец, нельзя забывать о потенциальной роли ядерного вооружения в этой региональной розни. На новом Востоке уже имеются три легальные ядерные державы (Китай, Индия и Пакистан) и одна полулегальная — Северная Корея, которая периодически провозглашает себя таковой, выступая с угрозами. Если Япония начнет сомневаться в оборонных обязательствах Америки, она с легкостью превратится в ядерную державу сама, тогда как на юго-западных рубежах новой Азии к вступлению в ядерный клуб, возможно, уже приближается Иран. Отсутствие расширенной структуры коллективной безопасности в Азии (аналогичной имеющейся на сегодняшний день в Европе) и вероятность такого большого числа конфликтов, способных вспыхнуть на фоне зыбких националистических притязаний, оправдывают опасения, что какой-нибудь международный инцидент может перерасти в более масштабные региональные действия, напоминающие (особенно если в ход пойдет ядерное оружие) или даже затмевающие те ужасы, которые пережила Европа в предыдущем столетии.

Однако, несмотря на множество неурегулированных вопросов и имеющуюся асимметрию, нельзя категорично утверждать, что новый Восток обречён на разрушительные международные войны. Параллели с Европой XX века кажутся убедительными, но не меньшее значение имеют различия, проистекающие из новых глобальных реалий XXI века и уникальной истории межгосударственной системы отношений в Азии.

Первое отличие — геополитический факт, что (не в пример Европе начала XX века, которая тогда ещё выступала средоточием мировых сил) Азия пока ещё не доросла до центра мировой военной мощи. Это значит, что главе любого азиатского государства, решающегося на масштабные военные действия, придётся учесть вероятность вмешательства косвенно затронутых внешних сил. Например, в случае по-настоящему серьёзной войны (а не просто приграничных столкновений) между Индией и Китаем Россия почти наверняка встанет на сторону Индии, просто потому, что это ослабит Китай. Реакция Америки, вероятно, будет направлена на то, чтобы ни одна держава не выбилась в безоговорочные властители Азии. Поэтому Америка, чтобы не допустить одностороннего исхода, скорее всего постарается сократить как число военных целей, так и размах и накал действий с обеих сторон.

Осведомлённостью азиатских властей о наличии более влиятельных третьих сил может отчасти объясняться, почему военные бюджеты азиатских стран остаются настолько низкими относительно ВНП этих стран. (Согласно данным Всемирного банка, Китай тратит на оборону 2%, Индия — 3%, Япония — 1% своего ВВП. Расходы США составляют 4,6%.) Даже на примере Китая и Индии, судя по объемам оборонного бюджета и сравнительно скромным ядерным арсеналам, ни одна из сторон не рассматривает всерьез возможность окончательного разрешения существующих или потенциальных разногласий силовым путем — несмотря на непрекращающиеся взаимные подозрения.

Во-вторых, современной Азии выгодны условия международной коммерческой взаимозависимости, которые не только препятствуют односторонним военным действиям, но и открывают возможности альтернативных источников удовлетворения национальных амбиций (например, путем экономического роста за счет внешней торговли), а следовательно, подавления националистического экстремизма. Китай, несомненно, сознает, что тридцать лет впечатляющих внутренних социоэкономических преобразований обеспечили ему международное главенство и прочные экономико-финансовые позиции. И опыт Китая не уникален. Другие приближающиеся к успеху азиатские государства (в частности Северная Корея и блок АСЕАН) также извлекают выгоду из разветвленной сети связей и отношений, требующих несколько поумерить националистический пыл. В XXI веке средний класс связан с международным сообществом гораздо теснее, чем его европейские предшественники в XX веке. Учеба за границей, частые путешествия, деловые связи, общие профессиональные ожидания, тесное транснациональное общение в Интернете — все это способствует если не полностью неуязвимому для националистических амбиций мировоззрению, то по крайней мере острее осознающему взаимозависимость государственных интересов.

В-третьих, нельзя не учитывать и исторический контраст между Европой и Азией. Как отмечено в заслуживающей внимания работе о становлении Китая, ещё несколько столетий назад «важнейшие государства Восточной Азии — от Японии и Кореи до Китая, Вьетнама, Лаоса, Таиланда и Кампучии <...> были связаны между собой напрямую или через Китай посредством торговых и дипломатических отношений и удерживались вместе общим пониманием принципов, норм и правил, регулирующих эти взаимоотношения. <...> Долговременные перемирия между европейскими странами были скорее исключением, чем правилом. <...> Тогда как государства Восточной Азии, напротив, почти непрерывно жили в мире друг с другом, не по 100, а по 300 лет».

И наконец, мотивирующие импульсы угрозы миру в Азии XXI века и в Европе XX столетия тоже не совпадают. В Европе движущей силой межгосударственных войн выступали подогреваемые национализмом территориальные притязания стран, исходящих из формулы «больше территория — больше власти — выше статус». В крайнем своем проявлении эти притязания оправдывались сомнительной теорией жизненного пространства (lebensraum), якобы необходимого для выживания страны. В современной Азии основной причиной региональной напряженности станут скорее всего внутренние конфликты, возникающие на почве этнической розни и верности догосударственному роду, а не посягательства на соседние территории. И действительно, если не считать пакистанских опасений относительно Индии, главной задачей большинства военных частей юго-восточных и юго-западных азиатских стран остается не защита границ от посягательств соседей, а поддержание стабильности существующих государств.