Читать книгу "Береg Утопiи - Том Стоппард"

Простите.

Эмма. Но вы правы. Если бы вы знали, как мне тяжело. Георг был у меня первым.

Тургенев. У меня первой была дворовая девка. Наверное, ей велела моя мать. Мне было пятнадцать. Это было в саду. День был такой дождливый. Вдруг я увидел девушку, она шла прямо ко мне… подошла вплотную. Понимаете, я был хозяином. Она – моей рабой. Она взъерошила мне волосы и сказала: «Пойдем!» Незабываемо… Словами этого не опишешь. Искусство тут бессильно.

Эмма. Это не то. Это эротика.

Тургенев. Да.

Эмма. Вы когда-нибудь были счастливы?

Тургенев. Конечно, у меня бывают минуты неописуемого счастья… экстаза!..

Эмма. Бывают?

Тургенев. Наблюдать за тем, как почесывается утка, быстро-быстро шлепая своей мокрой лапкой, или как серебристые нити воды стекают с коровьего рта, когда она отрывает свою голову от кромки пруда и смотрит тебе прямо в глаза.

Входит Герцен.

Герцен. Руссо придется за многое ответить.

Георг следует за Герценом с корзиной в руках.

Георг. Да… К чему это ты сказал?

Натали уходит. Эмма берет корзинку и переворачивает ее. На землю падает одна-единственная поганка.

Герцен. В молодости я преклонялся перед Руссо. Мне казалось, что он достиг истины. Человек, каким создала его природа, не испорченный цивилизацией, желает только того, что должно желать.

Георг. О да.

Герцен. И потому каждый волен следовать своим желаниям без всяких препятствий, ведь все желают одного и того же… Торжество разума!

Эмма. Где Натали?

Георг. Разве она еще не вернулась?

Герцен. Она, наверно, собирает детей.

Георг (Эмме). Милая, можешь себе представить? Мы будем жить вместе с Александром и Натали в Ницце! Он поедет вперед, чтобы подыскать дом.

Эмма. Зачем… зачем уезжать из Парижа?

Герцен. Это бегство в Египет, прочь из Земли обетованной. Люди оступились. Я не стану унижать их оправданиями. У них не было ни программы, ни единой воли, чтобы привести ее в исполнение. Воля народа – это плод нашего воображения. Народные массы скорее похожи на явление природы. А природе все равно, что мы там пишем. Спросите у Георга – мы остались в дураках.

Входит Натали.

(Обращаясь к Натали.) Я в дураках. Ну и прекрасно. Нам тоже стоит подумать о наших страстях и грехах. Давайте попробуем пожить согласно нашим идеалам, в нашей собственной республике. Нас ведь много – девять, считая мать и детей.

Натали. Дети, должно быть, проголодались. Я просто умираю от голода.

Тургенев. Дождь собирается.

Герцен (Натали). Георг вызвался проводить тебя и детей на юг. (Эмме.) Ваш муж – сама доброта.

Георг (Эмме). А когда родишь, тоже приедешь к нам.

Натали. Пойдемте скорее – спрячемся вон в том заброшенном доме.

Герцен и Натали уходят, держась за руки.

Георг (Тургеневу). Вы что-нибудь пишете?

Тургенев. Да как вам…

Эмма (зло). Да, пишет. Комедию.

Георг. В самом деле?

Эмма, кажется, на грани срыва.

Тургенев. Ну вот и началось. (Подставляет ладонь под первые капли дождя. Они уходят вслед за Герценом и Натали.)

Сентябрь 1850 г

Ницца (в то время итальянский город).

Герцен пишет на веранде большого дома на набережной. Свет – южный, средиземноморский. Доносится звук моря, омывающего гальку. Видна часть сада. На просторной веранде – семейный обеденный стол и стулья, а также удобные кресла у маленького столика. Дверь ведет в дом.

В стороне мать и Коля поглощены своим занятием: Коля следит за движением своих губ в маленьком ручном зеркальце. Рокко, слуга-итальянец, накрывает на стол и поет в свое удовольствие. Проходя внутрь дома, он обращает свою «серенаду» к Коле и матери. Мать отвечает ему вымученной улыбкой. Подбадриваемый матерью, Коля подбегает к Герцену. Герцен подчеркнуто артикулирует слова, когда говорит с Колей.

Герцен. Was moechtest du denn?[59]

Коля оглядывается на мать, ища поддержки. Она улыбается ему.

Коля. Ich spreche Russisch.[60]Солнечный день. Меня зовут Коля.

Герцен. Wunderbar![61]

Бурные выражения радости со всех сторон.

Jetzt sprichst du Russisch![62]

Коля. Ich spreche Russisch![63]

Рокко, продолжая петь, возвращается, продолжает накрывать на стол.

Герцен. Zeig es Mami Do vei Signora?[65]

Рокко. Sta nel giardino.[66](Уходит, продолжая петь.)

Мать. Следующий будет жонглировать, обнося гостей шампанским.

Герцен берет Колину руку, прикладывает ее к своему лицу и артикулирует слова, в то время как Коля читает по его губам.

Герцен (Коле). Garten.[67]

Коля убегает.

Рокко по дороге к дому поет короткую серенаду матери.

Мать. Очевидно, следующий будет жонглировать. Но Италия гораздо приветливей Швейцарии, особенно к детям и пожилым дамам. Это цюрихская школа была последней каплей – сколько было шуму, когда они узнали, что учат ребенка опасного революционера.

Герцен. Я был даже рад, что мой скромный труд произвел такое впечатление на добрых бюргеров… кроме того, мы переманили оттуда лучшего учителя, так что все получилось хорошо. (Смотрит на часы.) Мне, кстати, уже пора в Геную, встречать его дилижанс. С ним Коля скоро начнет ораторствовать, как Демосфен, с камешками во рту. Но я хочу, чтобы и ты была счастлива в Ницце.

Мать. Саша, ты когда-нибудь вернешься домой? (Целует его.)

Герцен осознает поворотный момент.