Читать книгу "Играй и умри - Андрей Буторин"

Правда, Теонгу показалось, что ответ охранника был куда короче. Но не станет же Сом врать? Тем более сталкер ничуть не огорчился, не стал стрелять по амбалу и тыкать его ножиком, а с радостным выражением лица достал из кармана монету, что нашел в машине у покойника, и показал охраннику. Тот подхватил блестящий кружок толстыми пальцами, прикусил редкими желтыми зубами, вернул Сому и благосклонно кивнул. На тохасианине, правда, его взгляд подозрительно задержался, но сталкер что-то сказал, ему снова кивнули, после чего амбал распахнул дверь.

На Теонга хлынула волна ужасающих запахов: страшная вонь чего-то горелого – подтверждением этому были и сизые клубы дыма, выплывшие из помещения, – чего-то неприятно-резкого, заставившего сжаться желудок, а также, уже в меньшей, хоть и все равно высокой концентрации, запах давно не мытых потных тел, мочи, блевотины и почему-то – тонкий аромат цветка итураки, росшего в предгорьях Тохаса. Отваром из этого цветка лечили кровавый понос и половое бессилие.

«Может, это лечебница, а не кабак?» – подумалось тохасианину. Впрочем, подобные мысли разом выветрились из его головы, едва он перешагнул порог питейного заведения «Погнутая шестеренка».

Поначалу внутри сложно было что-то разглядеть – все тонуло в густых клубах вонючего дыма. Теонг был почти уверен, что Сом сейчас забеспокоится, начнет кричать: «Пожар! Спасайтесь!» или что-нибудь в этом духе. Но сталкер лишь наморщил нос и прищурил глаза, оглядывая помещение. Вскоре ему удалось разглядеть искомое, и он уверенно потащил тохасианина за рукав.

Теонг увидел стол, только когда они подошли к нему вплотную. Сом жестом показал ему: садись! Тохасианин уселся на грубую дощатую скамью. Сам стол был таким же – из плохо обструганных потемневших досок, которые, впрочем, были отполированы локтями многочисленных посетителей. На стол, судя по множественным пятнам и разводам, не раз и не два что-то проливали; также его прижигали, а то и вовсе разводили на нем небольшие костры; еще его кололи и царапали, делали различные, не очень отличающиеся по смыслу и уровню развития «писателей» надписи, самой умной из которых, прямо-таки жемчужиной в навозной куче, была следующая: «Жизнь – дерьмо. Куда я вляпался?»

Удивительно, но зрение довольно быстро приспособилось к обилию дыма, разве что глаза немного слезились. А вот легким приходилось куда сложнее – Теонг то и дело покашливал. И наконец-то сумел понять, откуда взялся этот вонючий дым. Сначала тохасианин разглядел в помещении людей. Очень много людей. Причем все это были мужчины. Как правило, среднего возраста, с небритыми красными лицами, растрепанные, много и громко говорящие. Насчет последнего Теонг догадался по отчаянной артикуляции присутствующих. Как им удавалось услышать друг друга, для него оставалось загадкой, потому что даже сквозь тряпичные беруши до его ушей прорывалось ритмичное «бууум-бууум-бум-бум-бууум». Неприятно, но хотя бы не тошнило. Так вот, практически все посетители «Погнутой шестеренки» держали во рту или между пальцев, поднося постоянно к губам, короткие тонкие палочки белого или коричневого цвета. Кончики этих палочек дымились. А когда другой их конец брали в рот, то кончики разгорались, становясь красными, но не вспыхивали, чего все время ожидал Теонг. Потом любители горящих палочек выдыхали изо рта клубы того самого вонючего дыма. Загадка разрешилась, принеся с собой много новых, например: зачем эти люди так делают, ведь даже если просто дышать воздухом с примесью этого дыма невероятно тяжело и противно, то каково же непосредственно вдыхать в себя эту гадость? Не иначе, как их кто-то заставляет это делать. Наверное, это наказание за какие-то провинности. Странно только, что на лицах мужчин не видно при этом и следа мучений. Может, это тоже входит в наказание: страдай, но не показывай вида?.. Как бы то ни было, Теонг решил обязательно выяснить это у сталкера позже, поскольку напарник не выказал ни доли удивления, увидев дымящиеся палочки в руках посетителей.

За столом, куда пристроились тохасианин со сталкером, уже сидели четверо мужчин. Они тоже дымили палочками, пили что-то мутно-желтое из больших стеклянных кружек и жевали, беря из широкой тарелки темные длинные лоскуты. Теонг сразу почувствовал урчание в желудке.

К их столу подошел мужчина в грязном, некогда белом фартуке и что-то спросил, переводя взгляд с Теонга на Сома. Сталкер махнул рукой на тохасианина и быстро зашевелил губами. Потом он показал на кружки в руках у соседей и, щелкнув по горлу, вопросительно посмотрел на Теонга: будешь, мол? Тохасианин утвердительно кивнул. И показал на лоскуты в тарелке: дескать, тоже буду.

Сталкер стал разговаривать с мужчиной, а Теонг в предвкушении скорой еды почувствовал, как, невзирая на неаппетитные запахи, рот наполняет слюна. Сом вертел перед носом мужчины монету, и тохасианин видел, что человек в грязном фартуке чем-то недоволен – он постоянно морщился и крутил головой. А сталкер тыкал на кружки с желтой жидкостью у соседей по столу, затем показывал два пальца, потом показывал на тарелку с лоскутами и опять выставлял вверх два пальца. Упрямый человек снова мотал головой и показывал один палец.

Тогда Сом поманил мужчину, приглашая его приблизиться и пригнуться. Тот неохотно шагнул к нему, сталкер расстегнул подсумок и, оглянувшись по сторонам, достал гранату. Человек в фартуке сначала испуганно отшатнулся, но Сом что-то быстро сказал ему, и мужчина неуверенно кивнул, а потом ловко спрятал гранату в кармане фартука и поспешно удалился. Блестящий кружочек он у сталкера тоже забрал.

Сом, поймав вопросительный взгляд Теонга, сделал успокаивающий жесть ладонью: все, дескать, пучком. Но тохасианину почему-то не сделалось спокойнее, как бы не наоборот.

Однако мужчина в фартуке вскоре вернулся и поставил на стол перед друзьями две кружки с такой же, что и у соседей, жидкостью и тарелку с темными лоскутами. Одну на двоих. Сом бросил мужчине что-то недовольное, но тот только развел руками, потер друг о друга указательный и большой пальцы и перешел к другому столу.

Сталкер вслед ему что-то буркнул, а потом сделал тохасианину приглашающий жест: лопай, мол, что есть.

Уговаривать Теонга не пришлось. Он схватил темный лоскут и даже не нюхая, запихнул его в рот и принялся быстро жевать. Сказать, что это было вкусным, он бы не смог. Но не смог бы назвать и откровенной гадостью. Первое, что он почувствовал, – эта еда была очень соленой. Очень! И если бы тохасианин не умирал сейчас с голоду, есть бы он это не стал ни за что. Однако за неимением лучшего пришлось жевать соленое нечто. Проглотил один кусок, потянулся за другим. Но почувствовал, что сильно хочет пить. Просто нестерпимо сильно! И тогда тохасианин взялся за кружку, поднес ее ко рту и сделал три мощных глотка. Собственно, второй и третий он сделал по инерции, иссохшееся горло командовало мышцами самостоятельно. Но уже после первого Теонг понял, что пьет эту горькую отвратную гадость напрасно. Так оно и оказалось. Выпитое и пережеванное вылетело из него мощным фонтаном и обрушилось на головы и плечи сидевших напротив мужчин. Те вскочили. Тохасианину, которому стало совсем худо и у которого все поплыло перед глазами, захотелось, тем не менее, извиниться.

Теонг вынул из ушей тряпичные жгуты и поначалу удивился, настолько вокруг оказалось тихо. Но потом где-то скрипнула скамья, кто-то кашлянул, и он понял, что слух к нему вернулся – просто перестала играть музыка и все отчего-то замолчали.