Читать книгу "Мир и хохот - Юрий Мамлеев"

Тотчас же вызвали скорую психиатрическую помощь, и Соколова отправили в больницу.

На следующий день он сбежал оттуда. Скандал никак не удавалось замять. На этот морг вообще стали смотреть с подозрением. Один сотрудник даже уволился от испуга. Другой был на грани и твердил, что он «ничего» не допустит. Бабки-уборщицы поговаривали, что после всего приключившегося под видом трупа сюда якобы хотят внедрить агента.

Между тем Соколов через день после своего бегства вернулся в сумасшедший дом как ни в чем не бывало. Подтянутый, в хорошем костюме и с добродушной улыбкой на лице. Его коллеги просто не узнали бы его. Тихий смрадный голос куда-то делся. Пропало и знание о жизни и смерти. Перед всеми возник разумный, даже деловой человек, не чуждый карьеристским побуждениям.

Врачи окончательно обалдели, слушая его речи. Он прямо-таки светился одним здравым смыслом.

На вопрос о своей свадьбе в морге он не без иронии отвечал, что все это клевета, его просто не поняли, к тому же его ближайшие сослуживцы уже давно чуть-чуть спятили от долгого и нудного служения в морге.

Главный врач, толстый и полуугрюмый, так неистово хохотал во время речей Соколова, что, когда они остались наедине, предложил ему выпить на брудершафт.

Вообще, здравому смыслу не было конца. Соколова бы и отпустили подобру-поздорову, если бы не шум в СМИ по поводу злополучного морга и происшествий там.

Соколова задержали для обследования, но главный врач подмигнул ему и шепнул, что это лишь для вида, его скоро выпустят.

Правда, некоторые врачи, хотя и удивленные разумом Соколова (он и впрямь вел себя вполне корректно), все же сомневались в добром здравии пациента и полагали, что у него, возможно, скрытая форма паранойи.

Много раз с ним заводили провокационные разговоры о трупах и смерти, но Соколов твердо уверял, что смерти то ли нет, то ли он ее не боится. И вообще с сексом у него все в порядке.

Дело шло к выписке. Особенно способствовал этому главный врач, прямо-таки восхищавшийся Соколовым. А сам человек в прошлом с тихой и смрадной улыбкой сиял радостью, веселием и надеждой. Приятно было смотреть на счастливого человека.

Все было бы хорошо, если бы рано утром медсестра не обнаружила на тумбочке Соколова записку: «Прошу прощения, но я умер. По собственному желанию, но не насильственно. Никого не виню, наоборот. До свидания. Ваш покойный слуга Соколов».

Сестра взвизгнула и толкнула Соколова в бок. Толкнула раз, другой, но он как был мертв, таким и оставался.

Срочно собрали всех оказавшихся под рукой психиатров, и те решили, что нечего ломать голову над диагнозом мертвого человека, охать что и как, шлепнуть паранойю и похоронить… но за чей счет? Соколов вроде бы был одинок.

Но один не очень близкий родственник все-таки нашелся, и с деньгами к тому же. Когда-то помогал криминалу и за то был награжден.

…Соколова мирно похоронили на отшибе.

А на следующий день, уже вечером, у его безлюдной могилы появился человек средних лет в черном костюме и некоторое время молча стоял около погребенного Соколова.

А потом произнес:

— Дорогой друг, великая секта непредсказуемых благодарит тебя за твой подвиг. Мы надеемся, что и на том свете ты будешь так же непредсказуем, каким ты был на этом. Слава тебе, наш друг!

О секте непредсказуемых в потаенной Москве ходили самые дикие слухи. Одни уверяли, что непредсказуемые — это те, кто обладает способностью совершать поступки, которые человек совершить вообще не может. Другие шептали, что это те, чьи поступки просто выходят за пределы человеческого разума. Третьи — что эта секта состоит из шпаны, хулиганов и даже террористов, которые всего-навсего пугают людей ради испуга. Находились и такие, которые считали, что эта секта находится под крышей Института исследования необычных состояний сознания. Одна дама даже твердила за чаем, что в секте, в сущности, проходят тренировку люди, которые рано или поздно пригодятся государству и криминалу.

Были и гораздо более глубинные гипотезы. Трудность еще состояла в том, что в самом обществе, в самой обыденной жизни многие люди вели себя настолько непредсказуемо, что трудно было распознать, состоят ли они в секте или совершают все это от души.

Например, некто Ветров отрубил и съел свой палец — почему? по идее или просто так? Человек этот вовсе не голодал к тому же. Подобных случаев было довольно много, но в этом хаосе какая-либо система явно не проглядывала.

Корней Семенович Небредов, тот самый человек, который вечерял у могилы Соколова, принимал в своей квартире в Москве юношу, называя его по-простому: Левушка.

Небредов сидел в уютном вольтеровском мягком кресле в своем кабинете, по стенам стояли шкафы с книгами на многих языках, а напротив него в таком же кресле робко расположился молодой человек.

— Левушка, — тихо говорил Небредов, — один момент хочу подчеркнуть. Вы знаете, конечно, что одна из наших внешних целей — расшатать психику человека так, чтобы он, собственно, даже не походил на человека. Мы осуществляем это, как вам известно, путем внедрения в сознание ученика доктрины и практики непредсказуемости. Когда психика наша расшатана непредсказуемыми поступками и особенно мыслями, начинается второй этап. Учтите, что непредсказуемость наша включает идею контроля. Но это особый контроль, способствующий непредсказуемости и в то же время предохраняющий от банального безумия. В этом парадокс.

Молодой человек хихикнул и порозовел.

— Мы можем быть разумными, когда надо, — продолжал Небредов. — Хотя это в высшей степени омерзительно.

— Меня тошнит от одного упоминания о разуме, — решительно высказался Левушка.

— Отлично. Но расшатывание психики путем непредсказуемого, вы, кстати, прекрасный практик в этом отношении, Лев, у вас это глубоко получается…

Молодой человек взвизгнул от радости и на мгновение стал совершенно женственным.

— Так вот, расшатывание психики и ума до крайних пределов, — вздохнул Небредов, и в его зеленоватых глазах появилась тоска, — явно недостаточно. Надо еще кое-что расшатать в самом себе. Глобально и окончательно! — почти выкрикнул он последние слова.

Левушка слегка подпрыгнул в кресле и сладостно говорнул:

— Что еще надо расшатать?

— Чистый ум и сознание, — угрюмо сказал Небредов. — Это следующий рывок, и он до агонии ужасен. Последствия могут быть настолько ошеломляющими, что я сам, откровенно говоря, боюсь…

— Боитесь? Вы? — сладострастие ушло с Левушки, и вместо этого лицо стало озабоченным.

— Вы еще и близко не подошли к такому перевороту… Вы мой родственник, хоть и дальний, и кроме того, я хорошо знаю вашу карму — и потому даю вам намеки на то, от чего вы безумно далеко. А теперь помолчим.

Левушка погрузился в думы.