Читать книгу "Страж фараона - Михаил Ахманов"

– Хватит! Я уже верю, что ты не забыл слова почтения, хоть прожил много лет с дикарями-нехеси! Встань! Теперь я хочу услышать, чего ты хочешь. Не для брата, который красноречив и умен, а для себя.

Семен поднялся на ноги и бросил взгляд на женщину в кресле меж двух пылающих огней. Казалось, она чего-то ждала.

– Я прошу лишь об одном, великая госпожа: позволь мне высечь в камне твой прекрасный лик. В темном граните, который привозят из каменоломен Рахени... Эта работа будет долгой, и время от времени мне надо смотреть на тебя, чтобы каменная царица была похожа на живую. Только смотреть! Если не сочтешь это дерзостью...

– Только смотреть... – повторила царица, пристально глядя на него. Потом махнула рукой в сторону колоннады. – Иди, ваятель Сенмен! Гребцы ждут, и Хенеб-ка проводит тебя к лодке. Может быть, ты еще успеешь выспаться.

Не поворачиваясь к ней спиной, Семен поклонился, отступил на несколько шагов, и когда массивные колонны уже закрыли фигурку женщины, он различил ее слова:

– Только смотреть! Хорошо, ваятель Сенмен, я подумаю.

Глава 7ФРАГМЕНТЫ И ОСКОЛКИ

Хочу, чтоб знали: царице нашей, великой Маат-ка-ра – да будут с ней жизнь, здоровье, сила! – непросто досталась власть. Многие люди, жрецы, семеры и воины трудились для этого, желая видеть ее на престоле Обеих Земель и пасть к ее ногам. Страж, друг мой, потрудился тоже – я думаю, более прочих, ибо сказал мудрое слово в решающий час и сделал то, что было сказано. Помню, как я пришел к нему – пришел в отчаянии, ведь задуманное нами могло обрушиться и раздавить нас всех, как давит бычье копыто едва взошедшие всходы! Помню тот день...

Тайная летопись жреца Инени

Шло время, стремительной чередой бежали месяцы; прохладный фармути сменился пахоном, когда собирали первый урожай пшеницы, затем наступил пайни, более жаркий и сухой, знаменовавший начало сезона шему – Засухи. Солнце все щедрей изливало на землю свет и тепло, река обмелела и сузилась, зелень уже не радовала глаз весенней свежестью, а стала блекнуть, и казалось, что пески пустыни шаг за шагом приближаются к полям и садам, будто собираясь слизнуть их и перемолоть в желтых клыках дюн. Шло время...

Бывали дни, когда Семен не успевал следить за стремительным бегом минут и часов, – работа поглощала его, и, сражаясь с неподатливым гранитом или осторожно шлифуя мягкий известняк, он словно погружался в иное измерение, где не было различий между Та-Кем и Россией, меж каменным молотом и стальным, меж прошлым и будущим. Время как бы проваливалось куда-то, соединяя утреннюю зарю с вечерней, прыгая, как водопад среди камней, и звон его колоколов, что отмеряли уходившие мгновенья, был почти не слышен.

В другие дни, когда работа не ладилась или ее прерывали раздумья, время из водопада превращалось в водоворот, круживший слова и мысли, события и лица; секунды растягивались, капли в стеклянной клепсидре лениво скользили одна за другой, падая в сосуд, и между их ударами, казалось, проходила вечность. В такие моменты Семен вдруг ощущал с особой остротой, что погрузился в прошлое, в седую древность: триста лет до войн троянцев с греками, тысяча – до марафонского сражения, тысяча четыреста – до Мария, Суллы и Юлия Цезаря. И еще столько же – до Куликовской битвы, Жанны д'Арк и Тамерлана...

Но время все-таки шло, что-то изменяя в нем, даруя новые привязанности и привычки, обтачивая с тем же усердием, с каким он шлифовал и резал камень. И это давало свои плоды; теперь, когда он провел в долине Хапи почти четыре месяца, новая жизнь уже не казалась ему затянувшимся сном. Скорее, многоцветной мозаикой, сложенной из воспоминаний, фрагментов и осколков.

* * *

Ако, телохранитель-кушит, соратник по экспедиции в Шабахи, явился пьяным. Не так чтобы в стельку – все же приковылял домой, вполне ворочая языком, но на ногах держался плохо. Мерира, Анупу и Техенна оттащили его к речному берегу, прополоскали и положили в камышах, подальше от хозяйских глаз, – сушиться. Из двух хозяев был в наличии Семен – солнце стояло еще высоко, и брат не вернулся из южного храма Амона.

Мерира ругался. По возрасту и опыту он был старшим среди слуг и правил ими столь же уверенно, как лодкой в бурных водах Хапи.

– Пивной кувшин! Пьешь, а нам таскать такую тушу! Чтоб коршун выклевал твои глаза! Чтоб Сетх проткнул тебя колом от глотки до задницы! Так, чтоб пиво излилось с мочой!

– При чем здесь пиво? – сказал Анупу, принюхавшись. – Вино! Финиковое вино, клянусь золотыми стопами Хатор!

– Финиковое пиво, – возразил рыжеволосый ливиец Техенна, присев на корточки рядом с приятелем. – Что, я не знаю, как оно пахнет?

– П-пиво, – подтвердил кушит, – и в-вино... Н-но финн... финн-ков-вое... Эт т-точно!

– Сын гиены и сам гиена! – рявкнул Мерира. – Чтоб твоя мать под ливийца легла!

– Нужна она ливийцам! – с усмешкой возразил Техенна. – У нас гиен не пользуют. Разве что козочку...

Служанки, что столпились неподалеку, захихикали. Мерира поглядел на них, на любопытные глазки То-Мери, на Абет, скрестившую руки на пышной груди, и обрушился на ливийца:

– Пусть Маат запечатает твою пасть куском дерьма! Поминать такое паскудство при женщинах... Чтоб тебе мужской силы лишиться, козлодер!

Техенна снова ухмыльнулся, глядя на ворочавшегося в камышах Ако:

– Ну, это ты зря! Хорошая козочка ничем не хуже кушитских баб. Шерсть мягче и болтает меньше.

– Ммм... – будто в подтверждение простонал Ако.

– Поистине мерзок человек! Зарождается он между мочой и калом, в дни свои месит ил и навоз, и грешным уходит за горизонты Запада, – произнес красноречивый привратник Анупу. Потом присел рядом с Ако и пощупал его вздувшийся живот. – Значит, пиво и вино... никак не меньше двух кувшинов... три кольца меди, а может, и половина дебена... Откуда взял? Стащил из кладовых? Или пропил мумию отца?

– Порази тебя Сохмет от пупка до колена! – рыкнул Мерира. – Откуда у маджая отцовская мумия? Такой и у меня нет!

– Н-нет, – согласился Ако. – М-мня ухх... ух-ха-стили...

– Угостили? Кто ж тебя угостил, жабий помет?

– Др-рузья... Ш-шедау и Т-тотнахт... всс... встретил...

Техенна задумчиво поскреб в затылке:

– Это какие Шедау и Тотнахт? Вроде что-то знакомое!

– Кх... кх... кхопейщщики... с юга... п-пантеры...

Тут Семен, отдыхавший под каштаном и слушавший эту беседу вполуха, вскочил и направился к тростниковым зарослям. Молодые служанки, боясь хозяйского гнева, прыснули от него в обе стороны, но Абет и не подумала уйти: стояла с прижавшейся к ней То-Мери и глядела на Семена, как мать на любимое дитя. Ей нравились все, кто ел ее стряпню, а тех, кто хвалил, она буквально обожала.

– Ну-ка, окуните его еще раз, – велел Семен, кивнув Мерире. – Чтоб говорил поразборчивей! – Когда приказ исполнили, он наклонился над кушитом: – Копейщики с юга? Кто такие?