Читать книгу "Черный квадрат - Михаил Липскеров"

Я знал этот номер по старой жизни. Брательники Канаванияма из города Токио на самом деле были якутами из Наро-Фоминска. Как якутов занесло в Наро-Фоминск, а оттуда на эстраду, никто никогда не знал. А ихнюю тогдашнюю телку звали Виолеттой Дробязко. Они выступали в клешах и тельниках, а она – в кимоно до пупка. И глаза косили под японку. Ставка у нее была небольшая, так что иногда я ей подкидывал башлишек. А так, чувишка так себе: пятая фабрика Москвошвея. На таких люди моего круга не женятся.

Они работали под фонограмму древней песни «Девушка из Нагасаки».

Он – капитан, и родина его – Марсель,

Он обожает ссоры, шум и драки,

Он курит трубку, пьет крепчайший эль

И любит девушку из Нагасаки.

У ней следы проказы на руках,

А губы, губы алые, как маки,

И вечерами джигу в кабаках

Танцует девушка из Нагасаки.

У ней такая маленькая грудь,

На ней татуированные знаки...

Уходит капитан в далекий путь,

Оставив девушку из Нагасаки.

Суть номера состояла в том, что на протяжении пяти минут Виолетта кувыркалась на двух шестах, подкидываемая Канаваниямами, предварительно отплясав джигу. В финале шест оставался один. Виолетте завязывали глаза, давали обруч, затянутый бумагой. Братья в полном молчании поднимали шест с Виолеттой. Старший кричал «Ап!», братья выталкивали шест, Виолетта подлетала, делала заднее сальто через обруч и приходила на шест. Срывала с глаз повязку и выходила на комплимент. А брательники крутили фляк и выпрыгивали на авансцену. Хозяином номера был старший якут – Валька. Именно от него зависел баланс, от него зависело поймать Виолетту на шест, от него зависело все. Ему было за сорок, и он для молодости лет носил парик. И еще он был алкоголиком. И руки у него переставали трястись только после стакана. Но, кроме шеста, он уже ничего не видел и не соображал. В 1967 году я был с ними на гастролях в Виннице. Они работали первым номером. И вот все готово к началу. Вальки нет. Нет как нет. Гастролеры начинают волноваться, местный администратор в панике: «Обком в первом ряду!» И тут за кулисы билетерша приводит в клочья пьяного Вальку:

– Ваш?

– Наш, – сказал администратор. – Ты где был, сука?

– Понимаешь, – начал объяснять, лучезарно улыбаясь, Валька, – я решил посмотреть концерт с балкона...

– Что смотреть?! Мудила! Когда ты первым номером работаешь!

– Вот я и хотел посмотреть, как я работаю. А балкона нет. Я пошел в партер, а эта курва в зал не пускает – пьяный, говорит. Ну, я и подумал: раз в зал нельзя, пойду на сцену. И вот он я весь тут. Занавес!

У меня не оставалось выхода. Я выскочил на сцену:

– Добрый вечер, дорогие друзья. На улице идет дождь, а у нас идет концерт. Первым номером нашей программы – трио братьев Канаванияма, из коих один – двоюродная сестра!

Звучит музыка. И они вылетают на сцену. Работают, как и положено. Аплодисменты на аплодисментах. Обком писает от счастья. И вот – кода. Виолетте завязывают глаза, она берет в руки обруч и становится на шест. Брательники поднимают шест. Кромешная тишина. И в этой кромешной тишине раздается голос Вальки:

– Сыпокойно, бля! Клянусь! Ап!

Виолетта крутит сальто, приземляется на шест, срывает с глаз повязку и выходит на комплимент. Братья крутят фляк. И тут силы Вальку покидают. Он вместо сцены приземляется в зал, прямо перед мордой обкома. Быстро соображает, в чем дело, мгновенно мчится на сцену и выходит на комплимент. Зал взрывается от хохота. Обком стоит перед сценой, держа в руке Валькин парик.

Года через два я работал с ними во Дворце спорта в Лужниках. С Виолеттой мы с год как разбежались. Я ее даже не узнал. Короче говоря, на коде номера она неудачно выпрыгнула, недокрутила сальто. Ее повело вправо, где за кулисами стоял я, и, как Валька ни пытался ее поймать, она пришла головой на бетонный постамент.

Да, были люди в наше время. Богатыри – не вы.

И вот они работают номер на запендюринском стадионе. Та же фонограмма – «Девушка из Нагасаки». Только теперь вместо Виолетты – Лолита. Моя Лолита. Только теперь Валька абсолютно трезв. Судя по цвету морды лица – печень. Поэтому он под наркотой. Это-то мы просечь можем. Поэтому, когда они выходят на финальный трюк, руки у Вальки трясутся, шест ходит ходуном. И Лолита, вместо ногами на шест, приходит головой на сцену. Я бросаюсь к ней. Поднимаю голову Лолиты, целую окровавленные волосы, срываю повязку с глаз. Глаза широко открыты и смотрят в никуда. И в этом «никуда» находят меня.

– Ты нашелся?.. – и Лолита закрыла глаза.

«Скорая» увезла ее в больницу. Я было рванул за ней. Но Валька схватил меня за руку:

– Не смей, сука. Как только ты – так сразу. Так что...

До сих пор рука меня плохо слушает.

Я стоял и смотрел, как каталка с Лолитой въезжает в приемный покой. Братья исчезли. Лолита исчезла. Больница тоже. И Запендюринск.

Приехал он, спешит к ней, чуть дыша,

Но узнает, что господин во фраке

Однажды вечером, наевшись гашиша,

Зарезал девушку из Нагасаки.

У ней такая маленькая грудь

И губы, губы алые, как маки...

Уходит капитан в далекий путь,

Не видев девушки из Нагасаки.

Глава 28

Сельский помещик достаточно захудалого рода, но со средствами, Полуэктов Валерьян Никифорович, отошедши от послеобеденного сна, потребовал чаю.

Отступление: послеобеденный сон – великое изобретение русского народа. Это вам не испано-итальянская сиеста, вызванная падением производительности труда в жаркое время дня. Нет. Русский послеобеденный сон – это высшее проявление русского модуса вивенди и модуса операнди. Спать после обеда. В это время русского человека лучше не трогать. Потому что разбуженный во время послеобеденного сна русский человек страшен. Он разнесет все. И все народы мира об этом знают. И не было в истории ни одного случая, когда бы агрессия против России начиналась во время послеобеденного сна. Мне кажется, что терем-теремок, о котором мы уже говорили, разнес именно разбуженный после обеда медведь, и именно поэтому патриотически настроенные русские патриоты постоянно предупреждают зарубежную закулису: «Не будите русского медведя». Те говорят: «Да мы и не думали». А наши им в ответ: «А мы вам говорим, не будите!» Те: «Да отъе...сь вы от нас! Фак ю!» Ну, тут патриотически настроенные русские патриоты и успокаиваются. Им главное – напугать зарубежную закулису. А что может быть доказательнее страха, чем испуганное «отъе...сь» и «фак ю». Отступление закончено.

Сельский помещик достаточно захудалого рода, но со средствами, Полуэктов Валерьян Никифорович, отошедши от послеобеденного сна, потребовал чаю. Дворовая девка Серафима выволокла барина из-под телеги, где они изволили почивать в холодке, и доставила на веранду, где его ждал самовар и причиндалы, без которых не обходится русский файф-о-клок. Конфетки-бараночки, словно лебеди... (Ой, это не отсюда, а уничтожить не получается – клавиша del барахлит, и не то чтобы барахлит... да я тебя вообще на х...й выдерну, сука! Она еще спорит...) Так, о чем это я?.. А! Конфетки-бараночки, сырочки-колбасочки, огурчики-селедочки, водочки-наливочки... А что еще нужно сельскому помещику достаточно захудалого рода, но со средствами, отошедшему от послеобеденного сна, для полного счастья. Ну? С трех раз?.. Пивка холодненького?.. Это к чему ж с водкой-то мешать? Это вы несуразность сказали. Пульку расписать?.. Неееет, это позднее... Ну? Взять эту дворовую девку Серафиму?.. Близко. Распластать на постели?.. Близко... И отхлестать розгами до потери пульса?.. М-да, батенька... Для каких целей, позвольте осведомиться?.. Для получения полового удовлетворения?.. (Так, проверить в Yandex, родились ли уже маркиз де Сад и Захер-Мазох... Нет, не родились... Так что, получается, садизм и мазохизм – тоже продукт русской мысли?..) Нет, батенька, сельскому помещику захудалого рода, но со средствами, после файф-о-клока хочется большой и чистой любви. Причем одновременно. Дворовая девка Серафима годится только для большой, но на чистую не тянет. Особенно после случая на конюшне с кучером Евстигнеем. Случая на кухне с поваром Антипом. Случая в саду с сынишкой Валерьяна Никифоровича Сереженькой. И т.д., и т.п.