Читать книгу "Пусто : пусто - Анна Бабяшкина"

— А зря. Жизнь — она же вариантная. Можно послушать знак, можно голову, можно, как ты говоришь, сердце. Я лично предпочитаю голову. А знак — как консультативный орган.

— То есть? — тупо спросила Люся.

— То есть всегда есть несколько вариантов будущего. И ты их сама выбираешь. Кстати, как подтверждение: стоило мне от этой Ленки уехать, как…

— Она спокойно тебя отпустила? — поинтересовалась Люся, роняя на пол вилку.

— Если бы! Такую картину маслом устроила: хватала за руки, за ноги, чуть ли не на коленях за мной ползла, — с усмешкой ответил Артемьев, в то время как г-жа Можаева под столом внимательно изучала его классические модельные ботинки. — Все жители окрестных домов за спектаклем с удовольствием наблюдали. Даже фоторобот милиции помогли составить. Сильно? И вот эту реальную сумасшедшую я должен был повести до загса?

— Да уж, — Люся уже вылезла из-под стола и поправляла прическу. — И что, неужели она тебе совсем-совсем не нравилась?

— Давай закроем эту тему. Хватит, наверное, на сегодня. Есть же другие варианты развития разговора…

— Слушай, вариантный ты наш, но ведь ты должен понимать, что ты это не Ленке отказал в понедельник. Точнее говоря, не только Ленке. Ты сам-то хоть понимаешь, КОГО ты оттолкнул тогда? — серьезно спросила г-жа Можаева, глядя на Артемьева страшными глазами.

— Да никого, кроме Ленки! Вот именно, что никого, кроме нее. Потому что жизнь, повторяю еще раз, — штука вариантная. Вот послушай, стоило мне из этого парка уехать…

— Парк рядом с ее домом? — зачем-то уточнила г-жа Можаева.

— Ну да, какая разница, не перебивай! Стоило мне уехать, закатил в «Китайский летчик». И что ты думаешь? Встретил еще одну девку с точно таким же знаком. Представляешь? Катя звать. Она, конечно, тоже не без странностей мне показалась. Поэтому я пару раз позвонил ей, трубку все ее родители брали. Она куда-то там исчезла, и я перестал звонить.

— Волшебно! — Люся задыхалась от искреннего возмущения. — И ты даже не подумал узнать, куда она пропала, почему не звонит?

— А зачем? Тем более что знак потом сам взял и рассосался. И нарисовалась ты.

— А рассосусь я, нарисуется другая? — цинично спросила Люся.

— Не исключено. То есть вполне даже вероятно, — философски согласился Артемьев.

— Кошмар какой! И отчего это Ленка на тебя так запала? Вот уж воистину «чем меньше женщину мы любим»…

— Диалектика, — претенциозно согласился Андрей.

— Постой-постой, — сообразила вдруг Люся. — Если ты ей еще в парке все свои взгляды на жизнь изложил, зачем она тебе потом на мобильник звонила?

— Неумная потому что, вот и все, — сказал как отрезал Артемьев. — Вот ты стала бы звонить в полпервого ночи парню, который тебя пару часов назад конкретно попросил больше на горизонте не отсвечивать?

— Не стала, — искренне ответила Люся. — И что она сказала?

— Пугать начала. Мол, сейчас она покончит с собой. Придет домой и напишет записку: «В моей смерти прошу винить Андрея А.». Честно говоря, я не очень хорошо слышал, я же в это время в «Летчике» был — шум, подвальное помещение, связь так себе.

— Странно, что она действительно умерла…

— Да. Это прямо какая-то судьба. Вот еще говорят: опасно желать, мол, желания сбываются. Желала умереть — получите, распишитесь.

— Слушай, но вообще-то, когда тебе такое по телефону девушка явно во встрепанных чувствах говорит, нормальный парень, наверное, все-таки сорвался бы и поехал удостовериться, что с ней все в порядке.

— Зачем? — Артемьев так выпучился на Люсю, как будто бы она сказала полную глупость.

— А вдруг она и правда травиться решила? Если бы ты так подумал, она бы сейчас, возможно, была жива.

— Хочет — пусть травится. Это же ее собственная жизнь. Сама имеет право выбирать, как ее закончить.

— Так ведь это же из-за тебя она вроде как помирать собралась! Ты должен был поехать!

— И что было бы? Если уж человек решил помереть, то помрет. К тому же, именно этого она и ждала — чтобы я прискакал, а она бы опять за меня уцепилась.

— А ты жестокий, — осуждающе покачала головой г-жа Можаева.

— Я просто не сентиментальный, — пытаясь изобразить демоническую улыбку, возразил Артемьев. — Еще она несла какой-то бред, что, мол, она знает, кого я предпочел ей, и что той тоже недолго осталось. В общем, честно тебе скажу, в этом месте мне стало совсем не интересно, и я попросту отключил мобильник.

— Круто, — не нашлась, что ответить на эту искренность, Люся.

Молодые люди еще поговорили о превратностях судьбы и о том, какую же все-таки роль должны играть знаки Небесной канцелярии в жизни их обладателей, и разошлись, каждый унося в кармашке свой счет.

Г-жа Можаева с облегчением выехала на Тверскую-Ямскую. Здесь, к счастью, плотность движения уже лишь с натяжкой можно было назвать «пробкой». Даже удавалось ехать на второй передаче.

Люся никак не могла поверить в реальность всего случившегося этим вечером. Как он мог не помчаться к человеку, который грозится покончить с собой? Ну как можно быть таким толстокожим? Он же видел ее состояние! Он просто трус! Он побоялся проблем!

«И вообще, как Ленка могла влюбиться в такого беспардонного и трусливого типа?» — недоумевала г-жа Можаева, как будто забыв, что еще несколько дней назад ей самой Андрей казался очень милым интеллигентным юношей.

Андрей не соврал — Люся действительно успевала домой к передаче «Спокойной ночи, малыши». Но она была настолько взвинчена, что встречаться в таком состоянии с Соловьевым совершенно не хотелось.

Люся решила слегка остыть, прежде чем явиться пред светлые очи Лешечки — дабы не отвечать на дурацкие вопросы «что случилось?» и «чего это у тебя такое лицо?». Особенно ее раздражал второй вопрос, которым ее любили доставать коллеги на прежней работе. Стоило г-же Можаевой появиться в офисе «Взаимопонимания», как все тетушки принимались охать: «Ах, Людочка, что случилось? Почему у тебя лицо такое грустное?». Причем они находили ее лицо грустным независимо от ее истинного настроения. И бесполезно было объяснять, что ничего страшного не случилось, что настроение вполне нормальное и лицо совсем не грустное. В конце концов Люся стала отвечать на все такие вопросы отговоркой: «Просто у меня лицо такое — всегда как будто грустное». Но сегодня у нее, должно быть, и правда очень озадаченная физиономия, поэтому стандартной отговоркой не отделаешься. Люся посмотрела на окна квартиры Соловьева: в них горел свет. Поэтому она решила посидеть в машине, послушать любимые хиты 80-х и прийти в форму.

Она припарковалась в дальнем углу двора, выключила мотор и фары и врубила музыку.

Следя за полетом листьев, убегавших от пожелтевшей березы, г-жа Можаева думала о жизни, о любви и о себе. Больше, конечно, о любви и о себе. А точнее говоря, о том, что никакой такой любви ей, похоже, уже не светит. Ну какая может быть любовь, когда в феврале тебе уже стукнуло 25, а тебя еще никто по-настоящему даже замуж не звал. (Пьяные сопли начальника «Взаимопонимания» на позапрошлом Новом годе не считаются.) И, что самое ужасное, Люся уже, кажется, и не хотела, чтобы ее кто-то позвал замуж. Не было никакого желания строить глазки в кафе, носить каблук-шпильку, мучить волосы обесцвечивающей краской. Все это ради того, чтобы какой-нибудь самовлюбленный жлоб сделал вид, что она ему понравилась, и кинул тут же, как только у нее появятся хоть какие-то намеки на проблемы или как только на горизонте замаячит хоть какая-то угроза его комфорту? Или чтобы какой-нибудь толстяк решил, что она достаточно симпатичное домашнее животное, а потом требовал от нее не спать ночами и беспокоиться о его заднице? Г-жа Можаева еще немного подумала и пришла к выводу, что не существует сколько-либо разумных оснований любить этих ужасных, думающих только о футболе, сексе, деньгах и собственном комфорте (подразумевается достаточное количество еды, алкоголя и туалетов под рукой) существ под названием «мужчины».