Читать книгу "Заговор русской принцессы - Евгений Сухов"

Окольничий Апраксин лишь глубоко вздохнул. Петру Алексеевичу следовало бы прежде переговорить с послом, а уж только после того уезжать на казнь. Выполнил государственные дела и ступай себе, забавляйся зрелищем!

* * *

В Посольский приказ государь так и не явился.

Дел набиралось невпроворот. Сразу после казни он направился к дому Анны Монс, который он подарил ей с полгода назад и с затаенным злорадством наблюдал за тем, как солдаты выбрасывают из окон ее вещи. После чего на пару с Францем Лефортом направился в Пыжевскую слободу залечивать душевные раны, где, по словам генерала, девки были особенны хороши.

Так что в Кремле Петр Алексеевич появился только на третьи сутки. Услышав от Апраксина об обиде шведского посла, только фыркнул:

— Эка невидаль!

И тотчас пожелал отведать своих кислых щей в любимой беседке.

Откушав кислых щей, Петр Алексеевич решил устроиться на послеобеденный сон. Лучшего ложа, чем охапка сена, трудно было придумать. Приказав денщику бросить ее под куст, государь расположился спать. Ворочался он долго, но голова не могла отыскать нужного положения.

— Алексашка! — подозвал Петр к себе денщика.

— Чего изволишь, государь?

— Когда жрал?

— Да уже четвертый час не жрамши, — уверенно отвечал слуга.

— На землю ложись, брюхо для головы подставь! — пожелал царь.

Денщик покорно вытянулся на траве, подставив под голову государя впалый живот. Оно как-то поудобнее будет, и голова никуда не скатится.

— Урчать будет, дубиной огрею! — пообещал Петр Алексеевич, приподняв тяжелую трость.

Денщик сделал вид, что обиделся.

— Да разве я не понимаю, государь!

Была такая привычка у царя вздремнуть после обеда, а потому денщики стойко пропускали обед, понимая, что их изголодавшаяся утроба может послужить государю подушкой. За малейшее урчание Петр Алексеевич немилосердно колотил дубиной.

Помяв живот денщика, как бы пробуя его на пригодность, Петр Алексеевич остался выбором доволен. И бухнулся головой прямо на пупок!

Утроба денщика не подвела — даже не екнула. Сон тоже выдался хорошим — снились девки, кружившиеся в хороводе. Государю так и хотелось пуститься с ними в пляс, но ноги отчего-то не слушались, и за весельем приходилось наблюдать со стороны.

Возможно, именно поэтому Петр Алексеевич проснулся в прескверном настроении. Неприкаянно пошатался по саду, после чего вернулся к беседке. Пнул денщика, успевшего расположиться на пуке соломы и задремать, мирно сложив ладошки под голову. А когда тот вскочил, коротко распорядился:

— Запрягай одноколку!

Уже через полчаса Петр Алексеевич остановил коня подле каменного дома Луизы. Набросив на столб поводья, уверенно зашагал в покои, не обращая внимания на склонившегося в почтении приказчика. Поднялся по лестнице, не мешкая, широко распахнул дверь и едва не столкнулся со стоящей у порога графиней.

— Душа моя, жизнь моя! — сграбастал Петр девицу в охапку и, не давая ей опомниться, принялся целовать в шею, в подбородок, губы. — Не могу без тебя!

— Губы откусишь! — воспротивилась Луиза, но уже через секунду сникла под натиском русского государя.

Подхватив Луизу, он понес ее на кушетку и, продолжая целовать, полез руками под платье, уверенно расправляясь с многочисленными застежками. Девичье бедро было гладким, упругим. Его так и хотелось попробовать наощупь.

— Ой! — вскрикнула Луиза. — Ты меня ущипнул!

— То ли еще будет, милая!

Петр Алексеевич хапнул ее губы и долго держал во рту, пока, наконец, Луиза не сомлела и не отдалась на волю государя.

* * *

Устав от любви, Петр Алексеевич возлежал поверх атласных одеял. Длинный, худой, остроносый, разбросав руки по сторонам, он напоминал подбитого журавля. Вот, кажется, отдышится птичка да и вознесется к самому потолку.

Губы графини Корф невольно тронула довольная улыбка. А царь Петр хорош! Кто бы мог подумать, что он может быть таким страстным. И это несмотря на то, что адюльтер, произошедший между ними, оказался очень стремительным, а своим нетерпеливым поведением царь больше напоминал подростка.

Впрочем, это была едва ли не главная черта в его характере. За что бы ни брался Петр, он все проделывал резво: быстро вкушал, разбрасывая ошметки еды по всему столу, передвигался скорым шагом, интенсивно размахивая руками. Поговаривали, что если дело доходило до любви, то свою избранницу он брал в самых неожиданных местах, не удосуживаясь предварительными ласками.

И все-таки произошедшее выглядело удивительным. Несмотря на свой немалый любовный опыт, графиня была вынуждена признать, что прежде с ней подобного не случалось. Именно в нетерпеливости Петра заложена та новизна, которой ей не хватало в последнее время.

Прелюбодеяние отняло у государя много сил, и он, распластанный, слегка посапывал, смешно задрав нос кверху.

Приподнявшись, Луиза внимательно всмотрелась в Петра Алексеевича. Его лицо выглядело на редкость спокойным, выразительным, даже где-то красивым. Как это ни странно, но спящий Петр выглядел даже поинтереснее бодрствующего. Он без конца носит какие-то маски: то бывает зол, а то вдруг становится весел до невероятности. Может предаваться и необъяснимому унынию, но всякий раз его лицо приобретает заметную асимметрию — правый уголок рта заползает вверх, так что невозможно получить полное представление о его внешности.

И вот сейчас, в безмятежном состоянии, черты лица его сгладились, и Луиза признавала, что он был по-мужски красив.

Неожиданно Петр пробудился. Открыв глаза, некоторое время смотрел прямо на склонившуюся перед ним Луизу, после чего невесело пробубнил:

— Не налюбовалась еще?

Стараясь скрыть смущение (кто бы мог подумать, что она еще его не растеряла), произнесла нарочито равнодушным голосом:

— А тебя разве это тревожит, Питер? Может, ты боишься в меня влюбиться?

Петр оглядел свое голое тело. О привлекательности говорить не приходилось. И чего только в нем бабы находят?

Подтянув простыню на ноги, произнес опечаленно:

— Как не бояться! Была у меня одна, так всю душу вымотала, что до сих пор отойти не могу. — Сузив глаза, спросил: — Ты не из таковых?

— Я совсем другая, Питер, — заверила Луиза. — Неужели ты этого не понял?

В глазах Петра вспыхнул озорной огонек. В нем просыпался аппетит.

— Да как не понять? — буркнул Петр Алексеевич. — Понял сразу, как увидал. Так чего же ты меня так долго мучила?

Изящная ладонь Луизы легла на плечо Петра, ненавязчиво скользнула по руке и направилась к груди. Вот он какой Питер — самый настоящий мужлан в царском обличье. С такой породой мужчин ей приходилось встречаться только в юности, когда она была бедна и не имела право выбора.