Читать книгу "Созвездие мертвеца - Леонид Могилев"

— А во сколько твоему сыну нужно вставать?

— Где-то в половине четвертого. Печь мы будем до двух дня. Потом можно отдохнуть до пяти. И до семи вечера снова сюда.

— Но сейчас не семь вечера и не два ночи.

— У меня проблемы. Муку неудачную купил. Оплошал. Теперь вот кручусь.

— Но хлеб-то прекрасный.

— Это ты приукрашиваешь. Хлеб хуже, чем всегда. Но мог быть совершенно плохой.

— Ничего, если я еще посижу?

— Сиди, конечно. Нужно иногда расслабиться.

— Ты вообще-то пьющий?

— Не понимаю твоего вопроса…

— Виноват.

— Опять не понимаю. Откуда ты?

— Я из Польши. Преподаю язык.

— В каком городе?

— В Кракове.

— Я не был в Кракове. А кто ты по рождению?

— Дедушка из Нормандии, мать из Гаскони. Война. Родился вообще в СССР. Но потом родители оказались на оккупированной территории. На Север не вернулись.

— О! Как там зимой? Очень холодно?

— Я слабо помню. Помню, что в детстве носил валенки. Играл в снежки. Белоруссия не самое холодное место.

— Ты, значит, из России. Ты сибиряк.

— Нет. Это еще дальше.

— Раз ты сибиряк, выпьем водки. У меня есть анисовая. У меня тут все есть.

— Нельзя ли еще хлеба?

— Почему же нельзя? Ты и вправду не француз. Но говоришь здорово. Сейчас я принесу булочки с маком. И масло есть. Давай.

Теодор возвращается.

— У меня полтора выходных в неделю. И на пенсию я надеюсь уйти в пятьдесят пять. Домик уже купил. Ты любишь ловить рыбу?

— Давно этим не занимался.

— Я не могу не ловить.

— А сколько лет ты печешь хлеб?

— Шестнадцать.

— Ты настоящий мужик.

— Хочешь, научу тебя печь? Пойдем, сделаешь десяток булочек.

Мы уходим. Теодор показывает, как лепить булочки, как работает печь, как ставить. Я делаю с десяток, потом он отбирает у меня рабочее место.

— Ты посмотри. Они совершенно кособокие. Надо мной смеяться будут. Дай-ка я сделаю все снова. Пойди выпей водки.

Он возвращается через пять минут.

— Ты думаешь, для чего я это все делаю? Встаю в три часа, света белого не вижу?

— Для чего?

— А ты не догадываешься?

— Любишь это дело.

— Я людей люблю. Хлеб может быть совершенно разным. Не то что дерьмо из супермаркета. Хотя и они мне иногда делают заказы. А людям нужно одним поподжаристей, другим не очень пропеченный. Штучный заказ. Потом, пирожные. Этим занимается жена. Ореховый торт уже никому не нужен. А ведь недавно это была наша гордость. Но мы выкрутимся. Приезжай к нам через год. Приедешь? Давай еще выпьем. По-сибирски.

Мы допиваем бутылку как раз к трем часам, когда на смену приходит его сын, вместе с женой. Она уводит Теодора. Мне нужно возвращаться.

Инспектор полиции Андре Лемуан беседует с фермером Клодом Леви

— Так кто все-таки эти люди?

— Серж их привез. Серж Жюли, хозяин дома.

— Он сам тут живет?

— Нет. Его здесь не было года два, мы с Фернандой присматривали за домом. По-соседски. А Серж живет в Марселе. Работает в ателье.

— В каком?

— У художника. Он и сам художник.

— Это его работа?

— Дайте-ка сюда… Нет. Это не рука Сержа. И притом он, как это называется, ну, современная живопись, где ничего непонятно.

— Абстракционизм?

— Нет. Не то слово. Я забыл.

— Так это не его лист?

— Нет. Это пейзаж. Наши окрестности. Вот, я узнаю холмы. Видите? Церковь вдали. Хороший художник. Но не очень опытный.

— Почему вы так решили?

— Рука не очень верна, и нет какой-то целостности. Вы уж поверьте, я эти вещи чувствую. Ремесло есть ремесло. У Сержа как бы ничего не понять, но рука твердая, и настроение есть.

— Вам бы критические статьи писать.

— Да зачем? Пусть это делают те, кто в этом ничего не понимает. Иначе им не заработать на хлеб. Все это новое искусство выдумано теми, кто ленится или не может сделать настоящую вещь, а другие, кто и этого не может, втолковывают людям, что в этом что-то есть. Так вот они и кормят друг друга.

— А ваши-то дела как?

— Урожай был в том году неважный, а в этом будет еще хуже. Но голодать не придется.

— Так, давайте начнем сначала. Дом достался Сержу по наследству.

— Да. Жака мы похоронили четыре года назад. Он жил один восемь лет, Анна ушла раньше.

— А кроме Сержа был у них кто-нибудь?

— Нет. Только он.

— И что? Часто он их навещал?

— Нет… Как-то раз прожил здесь целое лето. Это когда у него были проблемы с Жаклин.

— А теперь?

— Теперь у них все нормально. Но она сюда не приезжала. У нее идиосинкразия на родителей Сержа. Так. К Рождеству. И то не всегда.

— Ну а эти люди? Кто они?

— Мы толком и не знаем. Серж привез их и сказал, что это его друзья. Из Лотарингии. Акцент и правда, тот еще.

— Они тоже художники?

— Нет. Просто знакомые. Мужчине лет сорок. Девочке лет семнадцать.

— Они родственники?

— Вначале мы думали, что это отец и дочь. Но потом…

— Интимные отношения?

— Да. Они особенно и не скрывались. Ну как, скажем, молодожены.

— И что они тут делали?

— Они ссорились.

— Ссорились?

— Да. И потом путешествовали по окрестностям. Он по своим местам, она по своим. Потом он ей купил велосипед, и она стала гонять на нем, как ребенок.

— Кто-нибудь с ними общался?

— Почти никто. Девочка по французски-то говорила плохо.

— Как плохо?

— То есть все правильно, но слишком. Как по учебнику. Она не француженка.

— А кто?

— Это, наверное, вам лучше знать.

— Ну какой у нее был акцент? Немецкий? Английский?

— Славянский.

— Почему вы так думаете?

— Я воевал. При высадке союзников оказался в Сопротивлении. Союзников остановили не немцы.

— А кто?

— Русские.