Читать книгу "Полеты в одиночку - Роальд Даль"

Я собрал вещевой мешок и попрощался со своим доблестным другом Дэвидом. Он остался в эскадрилье после окончания Сирийской кампании. Много месяцев провел он в Западной пустыне, сражаясь на своем «Харрикейне» с немцами. Ему предстояло получить награду за отвагу. А потом он погиб.

Я повел свой старый «Моррис-Оксфорд» назад в Египет, и на этот раз в Синайской пустыне было прохладнее. Я пересек пустыню за семь часов, остановившись только раз, чтобы долить бензин.

Вскоре я поднялся на борт большого французского роскошного трансатлантического лайнера «Иль-де-Франс», который теперь использовали для перевозки войск. Мы пошли на юг к Дурбану, там я пересел на другое судно для транспортировки солдат, название которого не помню. На этом корабле мы зашли в Кейптаун, а оттуда направились на север, к Фритауну в Сьерра-Леоне.

Там я сошел на берег и накупил буквально целый мешок лимонов и лаймов для родных в Англии, живущих по карточкам. Еще один мешок я доверху набил сахаром, шоколадом и банками с мармеладом — как мне было известно, дома таких вещей не достанешь.

В небольшой лавочке Фритауна я увидел отрезы роскошного довоенного французского шелка и купил всем сестрам на платья.

Путешествие из Фритауна в Ливерпуль оказалось опасным. Наше судно то и дело атаковали немецкие подводные лодки, а также дальнобойные немецкие бомбардировщики «Фокке-Вульфы», прилетавшие с запада Франции, и все военнообязанные на борту были закреплены за ручными пулеметами и зенитками «Бофорз», в изобилии рассыпанными на верхней палубе. Мы палили по тяжелым «Фокке-Вульфам», когда они проносились над нашими головами, и время от времени, если нам казалось, что из воды высовывается перископ, мы палили и по нему тоже. Каждый день на протяжении двух недель я думал, что наш корабль потопят либо бомбы, либо торпеды. Мы видели, как три другие корабля из нашего каравана пошли ко дну, и нам пришлось остановиться, чтобы подобрать уцелевших, а однажды бомба взорвалась рядом с кораблем, окатив все судно водой, и мы вымокли до нитки.

Но нам сопутствовала удача, и через две недели плавания, черной сырой ночью в начале осени, мы вошли в порт Ливерпуля. Я сразу же сбежал по трапу и помчался искать телефонную будку, которая не пострадала во время бомбежек. Когда я, наконец, нашел работающий телефон, то буквально трясся от возбуждения при одной мысли о разговоре с матерью — в последний раз мы говорили три года назад. Она не могла знать, что я еду домой. Цензор не разрешал писать такие вещи в письмах, и сам я вот уже несколько месяцев ничего не слышал о своих родных. Письма из Англии не доходили до Хайфы.

Я вызвал междугороднего оператора и попросил соединить меня с моим старым номером в Кенте. После небольшой паузы телефонистка сказала, что этот номер отключили несколько месяцев назад. Я попросил ее выяснить подробности в справочном бюро. Нет, сказала она, ни в Бексли, ни в других городах графства Кент нет никого с фамилией Даль.

Судя по голосу, телефонистка была почтенной пожилой дамой. Я рассказал ей, что три года пробыл за границей и сейчас разыскиваю мать.

— Наверное, она переехала, — сказала телефонистка. — Видимо, ее дом, как и все прочие, постоянно бомбили, и ей пришлось перебраться в другое место.

Телефонистка оказалась настолько чуткой, что не стала говорить, что мои родные могли вообще погибнуть под бомбами, но я знал, о чем она думает, а она, вероятно, догадывалась, что я думаю о том же.

Я стоял в телефонной будке, прижимая трубку к уху, и думал, что скажу матери, если мне повезет и меня с ней все-таки соединят. Через какое-то время в трубке снова раздался голос телефонистки:

— Я нашла одну миссис Даль. Миссис С. Даль, она в Грендон-Андервуде. Это она?

— Да нет, — сказал я. — Вряд ли. Но большое вам спасибо за хлопоты.

Хотя на самом деле мне следовало сказать: «Давайте попробуем, вдруг повезет», — потому что, как оказалось, это и был новый дом моей матери.

На их дом в Кенте упала бомба, как раз тогда, когда мать с двумя моими сестрами и четырьмя собаками благоразумно пряталась в погребе. Выбрались они оттуда на утро, увидели на месте дома развалины и, недолго думая, втроем вместе с собаками погрузились в маленький семейный «Хиллман-Минкс» и через северную окраину Лондона выехали в графство Бакингемшир. Там они медленно колесили по деревушкам, высматривая дом с вывеской «Продается». В крошечной деревушке Грендон-Андервуд, в шестнадцати километрах к северу от Эйлсбери, они увидели белый коттедж с соломенной крышей, и на изгороди висела дощечка, которую они искали. У матери денег на такую покупку не было, но у одной из моих сестер имелись кое-какие сбережения, она тотчас купила дом, и они переехали.

Я ничего об этом не знал тем темным промозглым вечером в ливерпульских доках.

Я вернулся на корабль, забрал свой вещевой мешок и два мешка с лимонами, лаймами и мармеладом и, шатаясь под их тяжестью, побрел на вокзал и купил билет на лондонский поезд. Все следующее утро я просидел у окна, в изумлении глядя на зеленые английские поля. Я и забыл, как они выглядят. После пыльных равнин Восточной Африки и песчаных пустынь Египта они казались неестественно зелеными.

Мой поезд добрался до Лондона только к ночи. На Юстонском вокзале я закинул свои мешки на плечо и потащился по темным разрушенным улицам в сторону Вест-Энда. На Лестер-сквер я как-то умудрился отыскать в темноте маленькую невзрачную гостиницу. Войдя, я попросил у хозяйки разрешения позвонить по телефону. Форма Королевских ВВС и крылышки на кителе открывали все двери в Англии 1941 года. Битву за Англию выиграли истребители, а теперь уже и бомбардировщики наносили серьезный ущерб Германии. Администраторша поглядела на крылышки и сказала, что, разумеется, я могу воспользоваться ее телефоном.

Когда я взял в руки телефонную книгу Лондона, меня вдруг осенило. Я нашел имя своей сводной сестры, которая была замужем за биохимиком профессором А.А.Майлзом (тем самым, что курил козий табак, как это описано у меня в книге «Мальчик»). Они жили в Лондоне. Я нашел их номер и позвонил. Сестра подняла трубку, и я сообщил ей, что это я. Когда изумленные крики, наконец, смолкли, я спросил у нее, где моя мать и сестры. Они в графстве Бакингемшир, сказала она. Она сейчас же позвонит матери и сообщит ей эту сногсшибательную новость.

— Не надо, — остановил ее я. — Дай мне ее номер. Я сам ей позвоню.

Сестра продиктовала мне номер, и я записал его. Еще она сказала мне, что я могу у нее переночевать, и я записал ее адрес в Хэмпстеде.

— Попробуй поймать такси, — сказала она. — Если у тебя нет денег, мы расплатимся с водителем, когда ты приедешь.

Я согласился.

Потом позвонил матери.

— Алло, — сказал я. — Это ты, мама?

Она сразу узнала мой голос и замолчала, пытаясь справиться со своими чувствами. Мы не виделись три года и за все это время ни разу не разговаривали.

В те времена люди не могли звонить друг другу из дальних стран, как это делают сейчас. А три года — срок немалый, если ждешь единственного сына, который летает на самолетах-истребителях в Западной пустыне и в Греции.