Читать книгу "Реформы и реформаторы - Александр Каменский"

Сие же все делают такою хитростью и умыслом, дабы вовсе истребить в России священство православное и завести свою новомышленную люторскую да кальвинскую беспоповщину.

Ей, нечувствен, кто не обоняет в них духа афейского!

* * *

Когда малый недуг сей люторства расширится и от многих размножится и растлит все тело, тогда что будет, разумевай!

Было бы суслице, доживем и до бражки.

* * *

Звоны церковные переменили. Звонят дрянью, как на пожар гонят или всполох бьют. И во всем прочем пременение. Иконы не на досках, а на холстах с немецких персон пишут неистово. Зри Спасов образ Еммануила – весь, яко немчин, брюхат и толст, учинен по плотскому умыслу. Возлюбили толстоту плотскую, опровергли долу горнее. И церкви не по старому обычаю, но шпицем наподобие кирок строить и во образ люторских органов на колокольнях играть приказали.

Ох, ох, бедная Русь! Что-то тебе захотелось немецких поступков и обычаев!

* * *

Монашество искоренить желают. Готовят указ, дабы отныне впредь никого не постригать, а на убылые места в монастыри определять отставных солдат.

А в Евангелии сказано: Грядущего ко Мне не изжену.

Но им Св. Писание – ничто.

* * *

Вера стала духовным артикулом, как есть Артикул воинский.

Да какова та молитва будет, что по указу, под штрафом молиться?

* * *

«Нищих брать за караул, бить батожьем нещадно и ссылать на каторгу, чтоб хлеб не даром ели».

Таков указ царев, а Христов – на Страшном судилище: Взалкахся бо, и не дасте Ми ясти; возжаждахся, и не напоисте Мене; странен бых, и не введосте Мене; наг, и не одеясте Мене. Аминь, глаголю вам: понеже не сотворите единому сих меньших, ни Мне сотворите.

Так-то, под наилучшим полицейским распорядком, учат ругать самого Христа, Царя Небесного, – в образе нищих бьют батожьем и ссылают на каторгу.

Весь народ российский голодом духовным тает.

Сеятель не сеет, а земля не принимает; иереи не брегут, а люди заблуждаются. Сельские попы ничем от пахотных мужиков неотменны: мужик за соху – и поп за соху. А христиане помирают как скот. Попы пьяные в алтаре сквернословят, бранятся матерно. Риза на плечах златотканая, а на ногах лапти грязные; просфоры пекут ржаные; страшные Тайны Господни хранят в сосудцах зело гнусных, с клопами, сверчками и тараканами.

Чернецы спились и заворовались.

Все монашество и священство великого требует исправления, понеже истинного монашества и священства едва след ныне обретается.

Мы носим на себе зазор, что ни веры своей, какова она есть, ни благочиния духовного не разумеем, но живем чуть не подобны бессловесным. Я мню, что и на Москве разве сотый человек знает, что есть православная христианская вера или кто Бог, и как ему молиться, и как волю его творить.

Не обретается в нас ни знака христианского, кроме того, что только именем слывем христиане.

* * *

Все объюродели. В благочестии, аки лист древесный, колеблемся. В учения странные и различные уклонилися, одни – в римскую, другие – в люторскую веру, на оба колена хромаем, крещеные идолопоклонники. Оставили сосцы матери нашей Церкви, ищем сосцов египетских, иноземческих, еретических. Как слепые щенята поверженные, все розно бредем, а куда, того никто не ведает.

* * *

В Чудове монастыре Фомка – цирюльник, иконоборец – образ чудотворца Алексея Митрополита железным косарем изрубил для того, что святых икон, и Животворящего Креста, и мощей угодников Божиих он, Фомка, не почитает; святые-де иконы и Животворящий Крест – дела рук человеческих, а мощи его, Фомку, не милуют; и догматы, и предания церковные не приемлет; и во евхаристии не верует быть истинное Тело и Кровь Христовы, но просвира и вино церковное просто.

И Стефан, митрополит Рязанский, Фомку анафеме церковной и казни гражданской предал – сжег в срубе на Красной площади.

А господа Сенат митрополита к ответу за то в Питербурх призывали и еретикам поноровку чинили: Фомкина учителя, иконоборца Митьку Тверетинова, лекаря, оправдали, а святителя с великим стыдом из палаты судебной вон изгнали; и, плача, шел и говорил:

– Христе Боже, Спаситель наш! Ты сам сказал: Аще Мене изгнаша, и вас изженут. Вот меня выгоняют вон, но не меня – самого Тебя изгоняют. Сам ты, Всевидче, зришь, что сей суд их неправеден. Сам их и суди!

И как вышел митрополит из Сената на площадь, весь народ сжалился над ним и плакал.

А родший мя на Рязанского в пущем гневе.

* * *

Церковь больше царства земного. Ныне же царство возобладало над Церковью.

Древле цари патриархам земно кланялись. Ныне же местоблюститель патриаршего престола грамотки свои царю подписывает: «Вашего величества раб и подножие, смиренный Стефан, пастушок рязанский».

Глава Церкви стала подножием ног государевых, вся Церковь – холопскою.

На что Дмитрий, митрополит Ростовский, святой был человек, а как родший мя напоил его венгерским да стал о делах духовной политики спрашивать, ничего святой старец не ответствовал, а только все крестил да крестил царя, молча. Так и открестился!

* * *

Против речного-де стремления, говорят отцы, нельзя плавать, плетью обуха не перешибешь.

А как же святые мученики кровей своих за Церковь не щадили?

* * *

У царя архиереи на хлебах, а чей хлеб ем, того и вем.

* * *

Прежние святители печальники были всей земли Русской, а нынешние архиереи не печалуются пред государем, но паче потаковники бывают и благочестивый сан царский растлевают.

* * *

Народ согрешит – царь умолит; царь согрешит – народ не умолит. За государево прегрешение Бог всю Землю казнит.

* * *

Намедни, на подпитках, пастушок рязанский родшему мя говорил: «Вы, цари, земные Боги, уподобляетеся самому Царю Небесному».

А князь-папа, пьяный шут, над святителем ругался:

– Я, говорит, хоть и в шутах патриарх, а такого бы слова царю не сказал! Божие больше царева.

И царь шута похвалил.

* * *

На тех же подпитках, как заговорили архиереи о вдовстве Церкви и о нужде патриаршества, родший мя в великом гневе выхватил из ножен кортик, так что все затряслись, думали, рубить начнет, ударил лезвием плашмя по столу да закричал:

– Вот вам патриарх! Оба вместе – патриарх и царь!

* * *

Федоска родшему мя приговаривает, дабы российским царям отныне титлу принять императорскую, сиречь древних римских кесарей.

* * *