Читать книгу "Иван Грозный: "мучитель" или мученик? - Наталья Пронина"

Забыли, например, о том, как трудно стало уже в первый год после раздела Ливонии (1561). Как стало не хватать пехоты, вследствие чего литовцы смогли нанести в это время русским армиям несколько весьма серьезных поражений — в 1562 г. сам князь Курбский был разгромлен ими под Невелем.[262]Но и тогда царю снова удалось спасти положение.

Во-первых, он умело нейтрализовал по крайней мере двоих из трех основных своих соперников в Прибалтике — Данию и Швецию. Ради этого Грозный, заключая 20 августа 1561 г. перемирие со шведами сроком на 20 лет, согласился на занятие ими земель нынешней Эстонии. Также посчитал он разумным в сложившейся ситуации согласиться и с аннексией датчанами острова Эзель — соответствующий мирный договор между Россией и Данией был подписан 7 августа 1562 г..[263]Это давало возможность вновь сосредоточить все силы на борьбе против одного, главного врага Руси — против Польши-Литвы.

Иван сам разработал план новой военной кампании и сам руководил его осуществлением. Уже в январе 1563 г. сосредоточенная близ Можайска 80-тысячная русская армия под личным командованием царя двинулась на Полоцк — древний русский город, некогда захваченный, отторгнутый от России и превращенный в мощную пограничную крепость, закрывавшую дорогу на литовскую столицу Вильну. Вероятно, государь прежде всего хотел нанести решительный удар врагу на его собственной территории и тем самым заставить отступить из Ливонии — ведь Полоцк стоял на самом перекрестье путей, связывающих Литву и Ливонию.[264]По зимним дорогам, в снегах, войска шли тяжело, шли почти месяц, и это было немудрено: одно лишь ядро для осадной пушки весило 20 пудов, а таких везли сотни и сотни… Город окружили только в первых числах февраля.

Но, создавая свой портрет Грозного, наш маститый писатель-историк почему-то лишь походя обмолвился об этом походе, о знаменитом «Полоцком взятии» — еще одном грандиозном военном триумфе Ивана IV, сравнимом по значению лишь с падением Казани. Блестяще организованная осада, обилие пушек и боеприпасов позволили овладеть практически неприступной крепостью всего за две недели. В помощь Полоцкому гарнизону литовское правительство спешно направило гетмана Н. Радзивилла с 3400 солдатами. Но гетман, остановившись в семи милях от города, оказать помощь осажденным так и не решился.[265]

Беспощадный огонь тяжелой артиллерии разрушил стены городского острога, и литовцы вынуждены были укрыться в Верхнем замке. В одном из боев сильно контузило боярина И. В. Большого-Шереметева, командовавшего передовым полком. Как свидетельствует летописец, пушечное ядро, пролетая, «погладило» боярина «по уху».[266]11 февраля осадные пушки начали перетаскивать уже внутрь сожженного острога, устанавливая против главной крепостной башни Полоцка — так называемых «Темных ворот». В ночь на 13 февраля «главному нарядному воеводе» (начальнику артиллерии) князю М. П. Репнину царь велел начать сплошной безостановочный обстрел: «бити по городу по всему не с одного места — изо всего наряду и из верхних пушек из вогненных».[267]После двух суток такой массированной, не прекращавшейся даже ночью канонады загорелся Верхний замок. На рассвете 15 февраля польско-литовский гарнизон выбросил белые флаги и сдался. Причем, как почти полвека назад, после победного штурма Смоленска отпустил всех пленных поляков Василий III, так и теперь его сыном Иваном были щедро одарены (шубами[268]) и отпущены восвояси все сдавшиеся польские офицеры и солдаты…

Капитуляцию Полоцка принял лично сам царь. Рядом стояли двоюродный брат государя — князь Владимир Андреевич Старицкий и бывший казанский хан Александр Сафа-Киреевич, также принимавшие участие в походе. Мы не беремся представить, какие чувства переполняли душу Ивана в тот миг, когда перед ним торжественно склонили знамена разгромленного противника, когда поднесли ключи от древнейшего русского города, вновь возвращаемого Отечеству. Вспоминал ли он прошлое? Думал ли о будущем? Лучше всего говорят об этом его собственные строки, в те же дни адресованные им владыке Макарию:[269]«Исполнилось, — писал царь, — пророчество русского угодника, чудотворца Петра митрополита, о городе Москве, что взыдут руки его на плещи врагов его: бог несказанную милость излиял на нас недостойных, вотчину нашу, город Полоцк, в наши руки нам дал».[270]Он был счастлив. Он был горд. И, как подчеркивает историк, действительно имел право гордиться этой победой. Ибо отлаженный им механизм власти, «все его колеса, рычаги и приводы действовали точно и отчетливо, оправдывали намерения организаторов».[271]

Кстати, такой же четкий порядок стремился установить Грозный и во вновь покоренном крае. Приказав приступить к немедленному восстановлению Полоцка, царь, уезжая в Москву, оставил своим воеводам лично написанную инструкцию, содержавшую целый перечень глубоко, до мелочей продуманных мер по управлению Полоцком. Так, он считал, что по ночам воеводы обязаны сами по очереди объезжать город. У местных жителей должно быть изъято все оружие. Городские ворота каждый вечер запираться. Но при этом же Грозный строжайше требовал от своих наместников, чтобы они относились к горожанам предельно честно, чтобы творили «суд скорый и правый», «по местному обычаю».[272]Такова была воля «тирана»…[273]