Читать книгу "Голубь и мальчик - Меир Шалев"

— Но Мириам сказала, что их запустит доктор Лауфер, — сказал дядя.

— Она полагается на меня, — сказал Малыш. — И только ради этого я проделал весь этот путь. Увидишь, папа, голуби прилетят благополучно, и Мириам даже скажет, что я хорошо их запустил.

Он поднес голубям немного зерен, легкий завтрак, который не затруднит их полет, но немного насытит, чтобы они не садились по дороге поесть, налил немного воды в мисочку и дал дяде бланки.

— Здесь напиши дату, — велел он и продиктовал: — Место запуска — ворота зоопарка в Тель-Авиве.

И дядя записал также время и погоду: жарко, и влажно, и тихо, и ясно. А номера голубиных колец Мириам записала заранее.

Малыш переписал данные на записку, что останется у него, вложил бланки в футляры и привязал их к ногам голубей. Потом поднял руки и запустил их одного за другим, вначале светлого, а через несколько минут двух серо-голубых. Дядя смотрел на него. Губы его улыбались, а сердце, так он вспомнит впоследствии, сжалось. Он был хороший и любящий дядя, и это мгновенье он не забыл и даже рассказывал о нем со слезами на глазах всем, кто пришел его утешать, когда спустя девять лет его племянник погиб. А Малыш пожалел, что Мириам не видит, какое правильное и плавное у него сейчас получилось движение, и сказал:

— А теперь зайдем в парк и пойдем к Центральной голубятне.

Но доктор Лауфер опередил их и вышел им навстречу, высокий и немного сутулый, в своих резиновых сапогах и со своим длинным носом, размахивая руками, с россыпью веснушек и рыжими волосами, а за ним шел очень толстый человек в кепке.

— Это он, — прошептал Малыш. — Это тот доктор Лауфер, который построил у нас голубятню.

— Смотрите, смотрите, — воскликнул доктор Лауфер, — вот мальчик, которого послала к нам Мириам, а вот его дядя, и нет только голубей.

Малыш смущенно молчал.

— «Не было ни голоса, ни ответа, — сказал доктор Лауфер, — и голубь с мальчиком все еще стучатся в ворота»![37]Сам запустил голубей, да? Мы видели, как они взлетели, две минуты назад.

— И все бланки я тоже заполнил. — Малыш с гордостью протянул оставшуюся у него копию.

Доктор Лауфер просмотрел его записи.

— Прекрасно, но, понимаешь, мы тоже хотели послать Мириам маленькую голубеграмму, а сейчас голуби уже улетели, и ничего не поделаешь.

— Она мне не сказала, — испугался Малыш.

— Ничего. Ты, товарищ дядя, — сказал ветеринар, — можешь теперь отправляться по своим делам. Твой племянник поработает у нас, пока ты вернешься.

Дядя ушел, и доктор Лауфер сказал толстому человеку:

— Видишь этого молодца? Он наш гость. Каждый раз, как он придет, пропусти его.

А Малышу сказал:

— Пошли!

Парк развернулся перед глазами Малыша, как волшебное царство первых детских картинок. Недалеко от входа его поджидали гигантские черепахи, в реальность которых, несмотря на их величину, а может быть, именно из-за нее, глаз решительно отказывался поверить. А дальше — обезьяны, при виде которых Малыш понял, что это те самые твари, которых он видел в своих страшных снах и до сих пор умудрялся забыть еще до своего пробуждения. И несколько клеток маленьких животных, жестоких и хитрых на вид, похожих на тех, что скользили в зарослях камыша возле Иордана, неподалеку от кибуца, а также бассейн с пеликанами и разными утками, которых он тоже видел в долине Иордана. А еще здесь были черный медведь и пара львов, и сегодня я развлекаю себя предположением, что это были те же самые Тамар и Герой, которых я видел много лет спустя, когда мама привела меня в тот же самый зоопарк. И тигр тоже был там, большой тигр по имени Тедди, пойманный в Галилее, — «Можешь себе представить, Яир? Тигр у нас в Стране! Возле Цфата…»

Но Малыш хотел прежде всего увидеть голубятню, ту Центральную голубятню, о которой он не переставал думать всю дорогу.

Воображение рисовало ему большой мраморный зал, как в сказках, которые рассказывал ему дядя, и как на картинках во французском альбоме, а в зале — сотни сияющих голубизной и сверкающих белизной голубей, которые клюют золотые зерна из алебастровых кормушек, и пьют воду из бассейнов слоновой кости, и дремлют на кроватях из эбенового дерева и на вышитых батистовых подушках.

Но оказалось, что Центральная голубятня — это самая обыкновенная голубятня, с окнами, и решетками, и пометом, и полками, и вертушками, только намного больше, чем в кибуце. И еще в ней были отдельные отсеки для отборных голубей, а также множество отделений для кладки яиц, потому что здесь, сказал доктор Лауфер, в этой Центральной голубятне, мы кладем большинство яиц и выращиваем большинство наших птенцов, которые уходят затем в новые голубятни.

На стене Центральной голубятни Малыш увидел два пожелтевших плаката: список качеств хорошего голубятника и распорядок работ на голубятне, — а потом оттуда появилась кудрявая, светлая и серьезная девочка, на полгода старше и на полголовы выше, чем он.

Доктор Лауфер представил их друг другу.

— Так же, как ты у нас самый молодой голубьятник, — сказал он Малышу, — она самая молодая голубьятница. Но она уже хорошо знает все работы в нашей голубьятне, и она скажет тебе, что нужно делать.

Малыш посмотрел на нее и почувствовал, что хочет продлить этот свой визит на много-много дней, чтобы эта девочка каждый день говорила ему, что нужно делать, и уже представил себе, будто он возвращается к ней, как голубь, не только из кибуца и сейчас, но всегда и отовсюду. И так как ему очень захотелось ей понравиться, он сказал:

— Меня послали из Иорданской долины специально, чтобы запустить отсюда голубей.

— Ты не должен рассказывать такие вещи, это секрет, — сказала девочка.

Малыш смутился:

— Я думал, что тебе можно.

— Это секретная голубятня Хаганы, — сказала девочка. — Никому ничего нельзя рассказывать.

— Почему же ты сейчас мне рассказала?

Они оба покраснели.

— Не надо спорить, — сказал доктор Лауфер. — Между собой мы можем говорить о чем угодно. Только с чужими нельзя.

Малыш немного помолчал и спросил:

— В котором часу вы выпускаете их в первый полет?

Девочка сказала:

— Вскоре после восхода. Мне приходится вставать очень рано, чтобы вовремя прийти сюда, а в школу я иду уже прямо отсюда.

Малыш сказал:

— Я встаю еще до рассвета, чтобы успеть поработать с голубями, потому что наша школа далеко от кибуца. И еще на нашей голубятне написано «голубьятня». А на сколько времени они улетают?