Читать книгу "Эскадрилья наносит удар - Анатолий Сурцуков"

Нестерпимая ОБИДА за потраченные усилия, за балабольство, проявленное на глазах командующего и других офицеров, за допущенное паникерство и излишнюю чувствительность осела в душе, надолго оставшись там смердящей, зловонной кучей.

Я долго не мог понять, почему она не может меня отпустить так долго, и только потом дошло — это была обида за несостоявшуюся попытку изменить судьбу.

Вторая чеченская кампания, имея невнятно очерченные контуры начала для большинства обывателей, для летчиков армейской авиации имеет четкое начало отсчета.

В этот день, 9 августа 1999 года, группа российских вертолетов совершила посадку на высокогорном аэродроме Ботлих.

Противник после посадки и выключения вертолетов подверг расположение стоянки группы массированному обстрелу с применением управляемых ракет. Первой же ракетой был поражен вертолет ведущего группы — Героя Российской Федерации подполковника Наумова Юрия Михайловича. Он и члены его экипажа погибли мгновенно…

ПЕРВЫЙ ДЕСАНТ

Наша эскадрилья, прибыв в Афган в конце сентября 1981 года, некоторое время имела возможность осмотреться в районе боевых действий и слегка поднатаскаться в выполнении задач, свойственных для этой войны. Это и удары (огневые задачи, связанные с применением средств поражения противника, прежде всего — бомбометание), перевозка войск и боевой техники (грузов), разведка, досмотровые действия по караванам и даже свободная охота. Но, конечно, самой сложной задачей для вертолетов всегда являлось десантирование. Проблемой при ее выполнении являлся выбор площадки приземления, как правило, для больших групп вертолетов, а таких площадок в Афгане мало. Поэтому они (т. е. площадки) подбирались по тактическому принципу, где десанту легче к противнику подобраться, да желательно, чтобы пыли было поменьше, значит сесть туда зачастую можно только по одному, выстраивая боевой порядок «шнельцугом», т. е. в колонну по одному вертолету с дистанцией не меньше трех километров. Нужна такая дистанция для того, чтобы впереди летящий борт успел загасить скорость, выполнить посадку, высадить десант и, будучи облегченным, вспорхнуть бабочкой, освободив место очередной вертушке. В Союзе, в условиях мирной жизни, ни один авиационный начальник, будучи в твердом уме и здравой памяти, не станет тренировать вверенные ему экипажи в посадках на такие высокогорные площадки, где сочетание жары и превышения над уровнем моря делают воздух разреженным и плохо держащим машину. В силу этих неблагоприятных сочетаний понижается мощность движков. Перепады температуры воздуха на нагретой стороне горы и теневой, «зубчатость» рельефа заставляют ветер вести себя непредсказуемо, а зачастую — просто непотребно. Он капризно меняет направление и силу свою в самый ответственный момент. А тут еще есть возможность во время зависания окунуться в пыль с головой, мелкой, противной, цементного типа, как на Луне. И вот пилот уже ни хрена не видит, теряет пространственную ориентировку, и — пиши пропало, «чепляет» винтом препятствие, и раз — ты уже на боку, а там — повезет — не повезет: может, и не загорится машина, но это вряд ли, керосину-то в ней около двух тонн, и обязательно он, зараза, попадает на раскаленные двигатели, возмущенные внезапной остановкой. Горит вертолет быстро, минут семь-десять, а дальше только долго чадит резиной и маслами, дожираемый огнем…

А если еще прибавить к этому ба-а-а-а-а-льшие шансы быть обстрелянным на посадке и на взлете укрывшимися где-нибудь неподалеку врагами (ну как же — отличная мишень, трогательно беззащитная на этих режимах!), то становится понятно, что десантирование, особенно первой волны, чрезвычайно сложная и опасная задача. Мы, не успев еще набраться боевого опыта, обстреляться как следует, почувствовать себя повелителями пространств и машин, со смешанным чувством страха, неуверенности и затаенного желания попробовать на вкус «знатное дело», готовились подспудно к первому десанту. И вот этот день наступил. Затеялась первая после нашего прибытия операция оперативно-тактического масштаба километрах в пятидесяти северо-западнее Кабула. Основой ее замысла являлась высадка десанта почти прямо на голову врага. Площадку стратеги из штаба 40-й армии выбрали, естественно, там, где черт ногу сломит, т. е. на терраске по склону огромнейшего ущелья, напоминающего каменную кастрюлю. В ущелье вело русло высохшей горной речушки, извилистое, как раздавленная змея. Все это означало, что посадку можно было выполнить только по одному, а это потребовало растягивать боевой порядок. При этом, что самое хреновое, здорово ухудшается взаимодействие вертолетов в группе. Проще говоря, за извивами ущелья не видно ни впереди, ни позади идущего в боевом порядке товарища. Но делать нечего. Приказ есть приказ. Загрузили мы десант, составленный, как сибирские пельмени, половина на половину. Половина солдат в каждой машине наших, советских, половина — из афганской народной армии. Такая политика в то время была, значит.

Ну и эскадру тоже разделили. Половину, десять бортов, комэск повел, другую половину, тоже десятку, повел в другое такое же ущелье по соседству я, в то время — сопливый еще замкомэск.

Ну, пошли… Ущелье серое какое-то, мрачное. Заманивает своими лабиринтами. Слаломируем, пытаясь вписаться в его каменные извивы. Борис Шевченко, мой правак, тщательно водит пальцем по карте, отслеживая каждый поворот, каждый изгиб иссохшейся вены русла реки, боясь проскочить нужный нам ориентир. Наконец, встрепенувшись, докладывает, что за вот этим поворотом нужная нам площадка должна быть. Выскакиваем, как клоуны на арену: «А вот и мы-ы-ы-ы-ы!!!»

Ну, где она, мать твою! А, вот, вот, вот она, родимая, уютная такая терраска — огородик на склоне, почти у самого дна ущелья! Жаль, маловата, конечно, одному и то с трудом усесться можно, да ничего, щас сядем, только побыстрее надо бы, сзади Юрка Наумов, мой ведомый, уже подходит, спинным нервом чувствую. Вот уже шустренько, спасибо им, выпрыгивают десантники. Облегченно вспухает разгруженная машина, и я, не сдерживая проснувшуюся в ней резвость, отпускаю поводья. Порх — и мы уже набираем высоту по спирали, пробкой от шампанского взметнувшись над каменной кастрюлей. Во-о-о-от, мне уже все и всех видно, группа как на ладони. Стараюсь пореже выходить в эфир, наблюдая, как пока все идет вроде штатно. Один за другим, без суеты и спешки, на установленных дистанциях, подходят вертушки к месту посадки, и опроставшись, взмывают, не телясь, освобождая место для посадки очереднику. Молодцы, ребята! Сердце наполняется гордостью за своих питомцев и радостью предстоящей победы. Вот уже и крайняя пара на подходе, облизывает склоны струями своих винтов. Ну-ка, ну-ка, кажется Ришат Якупов, замыкающий, слишком близко идет от своего ведущего, Витьки Парамонова, не наблюдая его за поворотом ущелья. Тут уж, отбросив все правила СУВ (скрытого управления войсками), ору ему в эфир, чтобы оттянулся подалее. Но… такое впечатление, что ору во сне, изменений в движении или хотя бы ответа со стороны Якупова не последовало. С ужасом, смешанным со странным предчувствием надвигающейся неотвратимо беды, вижу, как будто в замедленной съемке: вертолет Ришата все ближе подходит к посадочной площадке, а вертушка Парамонова никак не взлетит с нее… Вот Ришат уже вползает на терраску, как подходящий поезд вплывает на перрон, вот Парамоша энергично повел свою машину на взлет, и… мощная струя воздуха, поднятая ее винтом, ударяет в выгнутый от напряжения тюльпаном винт вертушки Якупова, отбирая у него последние запасы тяги и возможность удержать машину. Лишенный управляемости вертолет Ришата начинает сначала медленно, а затем все быстрее крутиться влево в смертельном танце, вульгарно вихляясь, всплескивая лопастями, как баба руками, качаясь кабиной в шутовских наклонах, и ясно становится, что этот танец долго продолжаться не может, как не может удержаться на ногах вышедший под конец вечера в круг пляшущих вприсядку деревенский пьяница… Ну вот, так оно и есть… Полетели ошметки в разные стороны от задевших за скалу лопастей. Вертолет, будто споткнувшись, остановил свое вращение, прилег на правый бочок и… немного подумав, загорелся.