Читать книгу "Надежней кляпа только пуля - Алексей Макеев"

Ровно через два часа Лев снова входил в уже знакомый кабинет. Его хозяйка разговаривала по телефону, и поэтому ему пришлось минут пять поскучать у большого окна, через распахнутую створку которого ветерок забрасывал в помещение тополиные пушинки.

— Итак, молодой человек, — положив трубку, дама сдержанно улыбнулась, — могу вас и порадовать, и огорчить одновременно. Да, действительно, мне удалось найти вуз, в котором училась Любовь Дмитриевна Зубалина. В восемьдесят четвертом году она закончила учебу в Первом медицинском институте с квалификацией врач-педиатр и была направлена на стажировку в одну из детских клиник Ногинска. Ну а вот что касается того, где она сейчас, то тут гораздо сложнее. В Москве работает свыше сотни врачей, которых зовут Любовью Дмитриевной. Названному вами возрасту соответствуют двенадцать, из них педиатров трое. Вот их места работы и жительства. Кстати, должна вам сказать, что иногда специалисты меняют не только профиль своей работы, но саму профессию. Так что, надеюсь, вам будет сопутствовать удача.

Поблагодарив даму за собранную ею информацию, Гуров вышел на улицу. Он направился к машине и вдруг почувствовал дикую усталость и невыносимое желание, бросив все, поехать домой, завалиться на диван и — уснуть… «И вечный бой, покой нам только снится… — мысленно процитировал он Блока. — Вот так вся жизнь и проходит в непрерывной погоне за жульем, за бандитами, за всевозможными отморозками… Стоп, стоп! Что это я так расфилософствовался? Старею, что ли? Ну уж нет! Рановато, оперуполномоченный Гуров, думать о лежанке, рановато…»

Остаток дня он потратил на разъезды по Москве. Вначале Лев заехал в поликлинику в Марьиной Роще. Здесь работала педиатром Любовь Дмитриевна Слащенко. Поднявшись в ее кабинет, Лев увидел моложавую, стройную женщину, возраст которой определить было бы непросто. Узнав, кто и зачем к ней пришел, она лишь посочувствовала Гурову — ее девичья фамилия была вовсе не Зубалина. Другую Любовь Дмитриевну он нашел на противоположном конце столицы. Однако и вторая оказалась не той, что требовалась. Отправляясь по третьему адресу, Лев интуитивно чувствовал, что и эта Любовь Дмитриевна совсем не та, какую он хотел бы найти.

На работе этой женщины не оказалось — она взяла выходной для ухода за больной матерью. Поднимаясь по лестнице пятиэтажки, Гуров все же внутренне надеялся, что уж сейчас-то ему повезет и этот этап поисков окажется завершающим. Но, позвонив в дверь, обитую синей мягкой синтетикой, он ощутил со всей определенностью — пролет. И действительно, открывшая ему дверь высокая брюнетка с усталым, внимательным взглядом поставила окончательную точку в его сомнениях: она никогда не была Зубалиной.

Лев извинился и неспешно начал спускаться вниз, размышляя о дальнейших путях поиска. Теперь, скорее всего, следовало поискать неуловимую Любовь Дмитриевну в подмосковных райцентрах. Но ход его мысли неожиданно перебил щелчок дверного замка, и уже знакомый женский голос торопливо его окликнул:

— Подождите! Я кое-что вспомнила… — женщина буквально выбежала на лестничную площадку. — Знаете, года два назад я была на курсах повышения квалификации. И вот как-то случайно познакомилась с одной из своих соседок по аудитории. Она тоже оказалась Любовью Дмитриевной. Мы как-то сразу сошлись с ней характерами и потом почти постоянно сидели рядом. Она из Подольска. У меня был ее телефон, мы какое-то время даже перезванивались, а потом номер затерялся, да и она сама тоже больше не позвонила… В общем, связь оборвалась. Может быть, это именно та, что вам нужна?

В Подольск Гуров направлялся с внутренним ощущением приподнятости. После недавней череды неудач он вдруг почувствовал совершенно определенно: это именно то, что ему нужно. Казалось, даже машина взбодрилась и прибавила ходу, легко, без принуждения мчась по трассе. Лев почти не обращал внимания на пролетающие мимо вначале урбанистические, затем сельские ландшафты. Где-то далеко проворной, зеленой гусеницей по железной нитке рельсов бежал пассажирский поезд. На просторное, огороженное поле, уставленное какими-то железными будками и вышками, по-стрекозиному сверкая лопастями несущих винтов, приземлился вертолет Камова. На обширной глади пруда мальчишки, оседлав накачанные автомобильные камеры, устроили настоящее морское сражение…

Но все это проходило мимо его сознания, которое четко, как компьютер, раз за разом просчитывало возможные варианты дальнейшего развития событий. Теперь он твердо был уверен, что сейчас они на правильном пути и разгадка этой хитро закрученной шарады — дело всего нескольких дней. «Ай да Кулькофф! Ай да прохвост! — в который уже раз мысленно подивился Гуров. — Надо же, какую аферу замутил… Интересно, как там сейчас Стас с ним воюет?»

Станиславу действительно в это утро пришлось непросто. Зайдя к Петру, он узнал, что мистер Кулькофф взяв таки справку о бесследном исчезновении своего сына, отбыл за океан, и теперь общаться с ним можно было или по телефону, или по Интернету. Стас предпочел телефон, поскольку с Интернетом не особенно дружил. Набрав длиннющий международный номер, после нескольких гудков он услышал хоть и несколько измененный ретрансляцией, но тем не менее вполне узнаваемый голос банкира.

— Хэллоу, я вас слушаю.

— Доброе утро, мистер Кулькофф. — Крячко говорил, стараясь придать своему голосу хотя бы слабый оттенок доброжелательности. — Правда, у вас, подозреваю, сейчас вечер. Я вот по какому поводу. Вы не могли бы прислать нам по электронной почте ваше семейное фото с сыном?

Некоторое время в трубке телефона слышалось лишь дыхание его собеседника, ставшее громким и шумным, после чего она буквально взорвалась его возмущенным воплем:

— Вы что, опять за свое?!! Вас отстранили от дела, вы что, об этом забыли? Я сейчас же позвоню вашему министру!

— Хорошо, хорошо, мистер Кулькофф, вы можете позвонить хоть президенту. Но сначала объясните такой загадочный факт. Есть дачный поселок Черенково, который находится в одном районе с пансионатом «Гайавата» — он километрах в пятнадцати от него. Так вот там местные жители узнали на фотографии вашего пропавшего сына совсем другого мальчика по имени Витя. Там жили его дедушка и бабушка, у которых он раньше гостил. Сейчас их, к сожалению, уже нет в живых, но тем не менее нам все же удалось установить, что этот мальчик — сын российских граждан, проживающих или в Москве, или в Подмосковье. Простое сходство отпадает — люди знали Витю очень хорошо. Как вы это объясните?

— Я не знаю, что там за провокацию вы снова затеваете, но я пришлю вам наше семейное фото. Можете убедиться, что мой сын — это мой сын. И перестаньте меня терроризировать! Давайте электронный адрес, я записываю.

— Одну секунду, — Стас, придерживая трубку плечом, раскрыл свою записную книжку. — Сейчас продиктую. Но еще несколько слов. Я, честно говоря, не ожидал, что вы так скоро отсюда уедете. Если бы у вас там пропал мой сын, я бы всю Америку поставил на уши. Ладно, записывайте…

Через полчаса Стасу в кабинет принесли отпечатанный на цветном принтере семейный портрет бывших Кульковых. Снимок, как догадался Крячко, был сделан, по меньшей мере, год назад, когда над их семьей еще не витал призрак распада. На большом цветном фото Майкл Кулькофф, самодовольно улыбаясь, обнимал за плечо свою жену — как оценил Стас — женщину весьма эффектную, а между ними, чему-то смеясь, сидел… мальчик, которого они с Гуровым разыскивали все эти дни!