Читать книгу "Звездный билет - Василий Аксенов"

Я сразу же вскочил и полез наверх. Было совершенно светло.Наш сейнер шел к какому-то длинному острову, на конце которого белел одинокийдомик. За стеклом рубки я увидел задумчивое лицо Баулина. Он что-тонасвистывал.

Сейнер шел ровно. Море было спокойное, чуть-чуть рябое. Онобыло серое и словно снежное. Далеко-далеко, пробивая тучи, в море упираласьтренога солнечных лучей. Я прошел на самый нос и задохнулся от ветра. Вот этовоздух! Чем мы дышим там, в Москве? Я взялся за какую-то железяку (я еще незнал толком, как тут все называется) и широко расставил ноги. В лицо и наодежду попадали брызги. Слизнул одну со щеки – соленая! Я поразился, каквсе сбывается! Душным вечером в «Барселоне» я представил себе этот день, и вотон настал. Если бы в жизни все сбывалось, если бы все шло без неожиданностей!Впрочем нет, скучно будет.

Быть мне просоленным. Некоторые, те, что меня за человека несчитали, в один прекрасный момент посмотрят, а я просоленный.

– Эй, Дима! – заорал сзади Ильвар. – Давай!

Он сам, Антс и Володя опускали подвешенный к стреле трал. Намаленьких сейнерах все, кто свободен от своих основных обязанностей, возятся стралом.

Я подключился. Это была моя основная обязанность. Мысбросили за борт сеть и осторожно опустили стеклянные шары-кухтыли. Потом снялии опустили в воду траловые доски. Я суетился, потому что хотел сделать большевсех. Антс и Ильвар что-то быстро-быстро говорили по-эстонски и смеялись. На добудет взяться за эстонский, а то наговорят тут про тебя, а ты и знать небудешь.

Кухтыли удалялись от судна, как команда дружных пловцов.Стебельков включил механическую лебедку. Готово, трал опущен. Ребята опятьпоперлись спать. Баулин тоже спустился в кубрик. За штурвал встал Валлман. Яопять не знал, что мне делать.

Остров с белым домиком остался за кормой. Он лежал теперьсзади темным силуэтом, похожий на всплывшую подводную лодку. Слева по бортуприближался другой островок. Там стоял красный осенний лес. А трава поддеревьями зеленая, какая-то очень свежая. Кажется, на этом острове не было нидуши.

Хорошо бы здесь немного пожить! Пожить здесь немного скем-нибудь вдвоем.

Я вытащил на палубу ведро картошки и стал ее чистить. Этотоже было моей прямой обязанностью – готовить для всей кодлы обед. Сейнершел очень медленно, с тралом он давал всего два узла. Это мне объяснил Валлман.Он вылез из рубки и разгуливал по палубе. Никогда не думал, что именно такловят рыбу: капитан и команда спят, а рулевой разгуливает по палубе.

Наконец мы обогнули лесистый островок. Впереди было открытоеморе. И тут я почувствовал качку. Ничего себе, качает немного, и все. Дажеприятно.

Ильвар крикнул в кубрик:

– Подъем!

Стали вылезать заспанные ребята. Появился капитан. Володяпустил лебедку. Она издавала дикие звуки. Все встали у правого борта. Я тожевстал.

Я был благодарен ребятам за то, что меня никто не учит. Яочень боялся, что меня все начнут учить, особенно Игорь. Хватит уж, меня учили.Игорь влез в рубку. Судно стало делать поворот. Все смотрели в воду, я тожесмотрел.

Немного кружилась голова. В бутылочного цвета глубинепоявились траловые доски.

– Аут! – гаркнул Антс.

– Аут! – гаркнул я.

Никто не засмеялся.

Лебедка – стоп. Дальше пошло вручную. Мы подтянули изакрепили траловые доски. Всплыли кухтыли. Мы осторожно подняли их и сталитянуть сеть. Я очень напрягался.

Я не знал, надо ли напрягаться, но на всякий случайнапрягался.

Появился траловый мешок. Его прицепили к стреле и подняли ввоздух. Это был сверкающий шар. Там трепетала килька. Взбесившаяся шайка чаекпикировала на трал и взмывала вверх. Пираты, романтическая банда. Как мы ихидеализируем! Одна чайка пролетела совсем рядом. Она верещала и сгибала голову.Это был «мессершмитт», объединенный в одно с летчиком.

Рыбу высыпали, и она усеяла всю палубу. Мы стояли пощиколотку в кильке, а она билась вокруг. Словно серебряная трава под сильнымветром в степи. Потом мы стали укладывать кильку в открытые ящики. Надо былобрать каждую рыбешку в отдельности для того, чтобы удостовериться, что этоименно килька, а не салака, и не минога, и не кит в конце концов.

Детки там, в Москве, когда вы на Октябрьские праздникиполезете с вилками за килечкой, кто из вас вспомнит о рыбаках?! И не надо, невспоминайте.

Я сварил ребятам обед – щи из консервов и гуляш скартошкой. Впятером мы сели за стол. Я очень волновался, Валлман опять вытащилбутылку, а Стебельков сказал, потирая руки:

– Дух, Дима, от твоего варева чрезвычайный.

Он проглотил первую ложку, вылупил глаза и даже посинел.

– Что такое, Володя? – спросил я. – Обжегся?

– Зараза ты, – ласково сказал он и стал есть.

Ребята-эстонцы после первых глотков засмеялись, а Антсхлопнул меня по спине и сказал:

– Силен.

– Что такое, ребята? – спросил я. – Соли, чтоли, мало?

– Кто она? В кого ты влюбился?

Я попробовал щи и тоже поперхнулся. Пересолил. Ребятавсе-таки подчистили свои тарелки. Они пили водку, и вскоре им стало все равно,много соли или мало. Может быть, поэтому они сказали, что гуляш вполне сносный.Но я не стал есть щи, не притронулся к гуляшу и даже боялся взглянуть на водку.

Случилось то, чего я больше всего боялся, – менямутило. Снизу что-то напирало, а потом проваливалось. Рот у меня был полонслюны. Вонючий пар от щей, запах водки, красные лица ребят… Потом они еще закурили.

– Отнеси гуляша капитану, – сказал Стебельков.

Я схватил тарелку и бросился вверх по трапу. Увидел надсобой небо, перечеркнутое антенной. Мачта падала вбок, потом остановилась иполезла обратно. Мелькнула бесстрастная физиономия Баулина. Он смотрел на меня.Я сделал шаг по палубе и понял, что это произойдет сейчас. Бросился бегом,сунул тарелку в рубку и сразу же к борту. Меня вырвало.

Я травил за борт, и меня всего трясло. Меня выворачивало,черт знает как. Потом стало холодно и очень легко, как после болезни. Я лежалживотом на борту и представлял себе, как усмехнется Баулин, когда я обернусь, Ачерт с ним, в конце концов. Я выпрямился и обернулся. Дверь рубки была открытаи моталась из стороны в сторону. Баулин ел гуляш, придерживая штурвал локтем.

– Готово, Дима? – спросил он. – Иди сюда,подержи колесо.

Я влез в рубку и взял штурвал.

– Гуляш вполне сносный, – сказал Баулин.