Читать книгу "Зона поражения - Леонид Смирнов"

Кибер-нечисть непрерывно бросалась друг на друга, пыталась защититься от огненного шквала с орбиты, огрызалась в ответ и яростно расстреливала источник передачи. Закрутившаяся в небесах карусель мигала десятками вспышек. На землю сыпались горящие обломки механизмов. На них набрасывались изголодавшиеся зеленые хищники, готовые заглотить не жуя антенны, плоскости крыльев и броню обшивки.

По оставленному на месте раскопок лагерю били все участники боя. Они нанесли сотни смертоносных ударов. Палатки были сметены с лица земли, стволы зверодрев, древние руины, тонны гумуса и песка взметнулись в воздух. Горящие джунгли окутало густое черно-бурое облако.

Тем временем «Оболтус», по-прежнему находящийся на горе Хамбаус, был подготовлен к старту и только ждал удобного момента. Когда бой охватил всю территорию древнего Кихтара, кораблик стремительно стартовал, задействовав разом ионный двигатель, ракетные ускорители и гравитационную подвеску. А рои кибермух, сопровождавшие «Оболтуса», бросались на любого врага, пытавшегося преградить ему дорогу, слепили радары и электронные прицелы, забивали сопла двигателей и стволы пушек…

Кораблик прыгал в подпространстве, удаляясь от Тиугальбы. Он шел навстречу фффукуарабскому военному кораблю.

Дом хранил сокровище в каютном сейфе и старался как можно реже покидать свою берлогу. После находки горшка его словно подменили. Он стал замкнутым и болезненно подозрительным. Платон несколько раз пробовал войти к нему в каюту — Непейвода под разными предлогами отказал. Тогда археолог пытался зазвать его в гости — с тем же успехом. Разговор по внутрикорабельной связи не ладился. Из ходячего муравейника теперь было и пару слов не вытянуть.

Тогда Рассольников плюнул и занялся изучением трофеев астероида Чиуауа. Это была бездонная бочка всякой галактической чепухи, личных историй инопланетян и обрывков драгоценной информации, которая когда-нибудь ему непременно понадобится. Может быть, она озолотит его или спасет от верной гибели. Когда-нибудь…

Прошло шесть дней после прорыва. И вот с ФФФукуараби поступила тахиограмма следующего содержания: «Кузнечик прыгнул на лепесток цветка». Как объяснил Непейвода, это была кодовая фраза, означавшая: «Корабль вышел. Встреча состоится в намеченном месте». Он сразу приободрился, хотя время от времени на его муравьиное чело опускалась тень.

Платон не решился спросить, а Двунадесятый Дом не делился своими печалями. Почему-то археологу казалось, что печали эти имеют отношение к нему, хомо сапиенсу Платону Рассольникову, любителю девочек и текилы, обладателю университетского диплома и немалого опыта полевых работ, имеющему обломки недвижимости на планете Гее-Квадрус и близких родственников на Старой Земле.

Корвет фффукуарабского флота «Фчераш» встретил их в девяти днях пути от Тиугальбы. «Оболтус» в очередной раз вышел из подпространства и остановился. Он ежился и громко вздыхал, видя, как из межзвездной бездны выплывает бронированная акула стометровой длины. Век бы ему не видать легавых и вояк! Кораблик ежился, но терпел — куда денешься?..

В сравнении с космическими крейсерами и астроматками корвет был карликом и вооружение имел более чем скромное. К тому же он налетал не один десяток лет. Боевые рубки покрылись оспинами микрометеоритных ударов, а пучки антенн изрядно проржавели. Если это на самом деле был самый мощный корабль ФФФукуараби, то, начнись война с Лигой, захватить планету разумных муравейников ничего не стоит.

Но даже этот несерьезный корвет по сравнению с «Оболтусом» казался настоящей махиной. Он нависал над корабликом, как «Титаник» над портовым буксиром. По-своему он был красив, этот корвет «Фчераш», если особо не приглядываться: серебристый, крутобокий, с орлиным клювом носа, словно бы нацеленный на бросок. И по-своему он был ужасен, несмотря на устарелость: мог в клочки разнести планету средних размеров и сотню таких лилипутов, как «Оболтус».

«Оболтус» был состыкован с «Фчерашем», и на маленький кораблик без приглашения заявились два человекоподобных образования, собранные из тысяч кибермух. Назвать их телами Платон не решился. Они ощетинились какими-то устрашающего вида устройствами и по огневой мощи наверняка не уступали самому фффукуарабскому кораблю.

— Это всего лишь почетный караул, — пояснил Дом, преж де чем отправиться на поклон к своему начальству.

— Сразу от сердца отлегло, — пробурчал в ответ археолог.

Ходячий муравейник даже не улыбнулся. Он был слишком занят важнейшим и ответственнейшим делом. Торжественным шагом, держа на вытянутых вперед руках золотой горшок, двинулся он из своей каюты. Телохранители шли спереди и сзади.

По серебристой гармошке соединительного коридора Непейвода поднялся на борт корвета. «Оболтус» зарастил люк переходного тамбура, и Платон остался наедине с корабельным мозгом.

— Не хочешь поразвлечься, милок? — взялся за свое «Оболтус». — Они там долго провозятся. Так и будешь сидеть, как на иголках? — Голос у него женский, грудной, плотоядный.

— Заботливый ты наш! Уймись! — в ответ брызгнул ядом археолог. — Лучше бы жучка на горшок навесил. Были бы сейчас в курсе.

— Тебе жить надоело? Они бы его сразу нашли и вообразили, что это ты шпионишь. Мигом бы взяли тебя в оборот.

— А ты разве не в счет?

— Меня так и так на куски порежут — на всякий случай, — со странной веселостью в голосе отвечал «Оболтус». — Вот я и хотел напоследок… душеньку потешить. А ты все чего-то боишься. Уж я бы не подкачал. Думаешь, я не вижу, как тебе в постели без бабы хреново? Как тебя перед сном крючит?..

Из репродуктора тахионного передатчика раздался звериный крик — крик боли и ужаса. Платон похолодел, волосы у него встали дыбом. Этот крик транслировали специально для него — муравьиного напарника. В предостережение? В наказание?

— Неужто облом? — изумился корабельный мозг, который ничуть не испугался. — Тогда еще поживем…

Ждать пришлось долго. Археолог извелся, бегал по рубке кругами, едва на стену не лез. Корабельный мозг его подшучивал, но Платону было наплевать.

Непейвода появился на «Оболтусе» только часа через полтора. На нем не было лица. То есть совсем не было. Впрочем, как и головы. Шлем скафандра был пуст, хотя ноги шагали, а руки отмахивали в такт ходьбе— в большей части скафандра клеточки оставались.

— Что с тобой?! — воскликнул археолог. Муравейник начал выстраивать себе новую голову. И, как только у него опять появился рот, ответил:

— В золотом горшке оказалось другое содержимое. Поэтому я наказан. — Голос его был тих и бесстрастен. — Каждая десятая моя клеточка казнена.

— Боже мой!-Платон был потрясен. Изуверство, первобытная дикость, торжествующая в новейшие времена. — И что ты при этом чувствовал?

* * *

— Тысячу смертей…

После этих слов Непейводы уже невозможно было стыдить: мол, сам виноват — надо было тайком проверить горшок, а не носиться с ним, как с писаной торбой.