Читать книгу "Час "Ч", или Ультиматум верноподданного динозавра - Евгений Соломенко"

– При чем тут гроссмейстер? – не понял подполковник. – Ему, чай, не в шахматы играть, «подметалу дворовому»!

– Гроссмейстер – это Мастер с большой буквы – хотя бы и в подметальных делах. У человечества-огуречества – своя шахматная доска, и на ней всё решают не аксолотли бесхребетные, а Гроссмейстеры.

…Они по-прежнему на дух не выносили друг друга. Каждый из них умел убивать и торопил грядущий миг расплаты. Викинг, правда, чувствовал себя неуютно: ведь последние годы он жил одной целью – прекратить насилие. Но запутанная формула этого алгоритма сводилась к парадоксу: чтобы покончить с убийством, надо убить. Убить эту гэбистскую гадину, возникшую на его пути. И Викинг знал: в нужный момент он её прикончит!

Но при этом самым невероятным образом их притягивало друг к другу. Две грозовые тучи с противоположными электрическими зарядами стремились слиться, чтобы решить всё одной убийственной молнией…

Между тем, дождь за окном кончился. Они покинули кафешку и продолжили прерванный маршрут. Снизу, от Невы веяло прохладой. Английская набережная была на редкость пустынна.

– Вы ещё не поняли, куда прикатили из Белокаменной? – усмехнулся Платонов. – Что бы там ни болтали всякие политики-паралитики, Питер – никакая не культурная столица. Он, если хотите, – столица мифов и метафизики, вотчина поэтов и самоубийц, философов и сумасшедших.

– Вы излагаете так, словно и сами изящной словесностью балуетесь! – подколол Роджер.

Платонов насупился, чёрная чайка бровей напряглась в полете. В прежние времена он весь, до корней волос, принадлежал миру, в котором царили два бога: мысль и действие. Но после убийства Глеба Вселенная перевернулась…

– Я балуюсь информационными технологиями, – уточнил профессор. – И словесность тут ни при чем. Просто все мы, питерцы, слишком долго вдыхали здешние испарения, мы отравлены химерами хваленых белых ночей. И вот плачевный итог: каждый второй тутошний абориген – свихнут начисто.

– В самом деле? – весело изумился Роджер.

– Представьте себе! Нормальным людям Град Петров противопоказан категорически. И коли уж вы притащились сюда искать свои зловредные иголки, то не мешало бы вам переключиться на волну местного безумия – иначе не поймёте здесь ни черта!

Как большинство исконных москвичей, Алексей Ледогоров к Петербургу относился с недоверием и лёгкой опаской («Красив, конечно, Питер, дьявольски красив. Но в том-то и штука, что – дьявольски! Не божеский это город, ох, не божеский!»). И проникаться нутряным его духом подполковник не рвался.

– У меня со временем не густо, чтобы истоптать все ваши Павловски и Петергофы. Так что «свихнуться по-питерски» вряд ли успею.

Но Платонов, кажется, плевал на его ответственнейшую занятость:

– Вы мыслите шаблонами! Петергофский «Самсон», маятник Фуко в Исаакии и прочий кегельбан – это всё мура. Предлагаю культпоход в нашу питерскую Преисподнюю!

– В преисподнюю? Я, конечно, изрядный грешник, но не рановато ли в котёл прыгать?

– Ну, к Рогатому в бульон вы ещё успеете! – обнадежил лихой профессор. – Я вам про другое талдычу. Чтоб вы знали: у нас под ногами существует совсем другой Петербург – коренной, исконный. Длина его подземелий – поболе, чем у нынешнего метро. Пройдитесь по этим катакомбам, вдохните их атмосферу! Может, и пофартит вам уловить то, что уже повыветрилось здесь, наверху.

– «Дыша духами и туманами»? – процитировал Роджер усмешливо.

– Напрасно иронизируете! Просто существуют чисто питерские… флюиды, что ли. Их давно смыло дождями с фасадов и мостовых, а там, в глубине, они ещё живут. Я сам частенько забираюсь под землю, чтоб отдохнуть душой от всех долбанных богомерзостей, творящихся наверху.

Прочитав на лице гостя явные сомнения, профессор добавил напористо:

– Соглашайтесь, не пожалеете! Надышитесь подлинным Петербургом, наберетесь его гениальной паранойи. В общем, я звоню одному нашему Овидию – он проведет нас через девять кругов петербургского андеграунда. Кстати, и Овидий – парняга любопытнейший. Опытный диггер и при этом – первоклассный скрипач. Одно слово – Гроссмейстер!

«Черт с тобой, поиграем в кротов, коли так приспичило! Заодно посмотрим – как там у тебя самого насчет паранойи обстоит!» – решил Ледогоров. И кивнул головой:

– Валяйте – звоните вашему Овидию!

* * *

Странное дело: фланируя с Викингом по безлюдной набережной, Роджер слышал за спиной явственный звук конских подков, попирающих гордый гранит. Пару раз подполковник даже малодушно обернулся – якобы, окинуть взором Невскую акваторию. За спиной не было никого, кроме беспокойного ветра – лихого беспризорника и забубённой питерской шпаны. Но цокот копыт не смолкал. Ледогоров поёжился: что за чертовщина? Может, это заблудившийся в столетиях флигель-адъютант, одинокий всадник из недавней его медитации, перекочевал в явь, так и не материализовавшись до конца? Перекочевал – и едет себе верхом – мимо Правительствующего Сената и Святейшего Синода, мимо Румянцевского особняка, к Ново-Адмиралтейскому каналу. Или это и есть – та «гениальная паранойя» Северной столицы?

Цок-цок! – отлетало от мостовой. – Цок-цок!

Так они и двигались втроём вдоль гранитного парапета, погружались всё глубже в зыбкие предзакатные сумерки: специалист по антитеррору, один из столпов современной кибернетики, и незримый всадник, бегущий от векового одиночества.

Доска объявлений

Вчера на территории Адмиралтейской части потерял свой век. Нашедшему гарантируется вознаграждение.

Глава 29 ПРОШВЫРНУТЬСЯ В ПРЕИСПОДНЮЮ

(Санкт-Петербург, 20.. год)

Завтра утром позвонил очень уж оживлённый Платонов:

– Всё в ажуре, Овидий согласен прошвырнуться под Александро-Невской лаврой. Вы как – мертвяков не боитесь? Пробираться будем через один склепик на тамошнем кладбище. Сбор – за час до полуночи. В общем, готовьтесь!

– Склепик – так склепик, – согласился без восторга Роджер. – Я – на колёсах. Заскочу за вами в начале одиннадцатого.

Положив трубку, хмыкнул. Склепы, кладбища, полуночи, – сплошная хиромантия и полный обскурантизм!

Но развить мысль ему помешал новый звонок телефона. Похоже, профессор-обскурант чего-то не договорил.

Но это был не профессор:

– Вагон, мы оба вчега изъядно пегебгали мадегы. И всё же вы позволили себе гискованные шутки! Извольте запомнить: ежели вам ещё газ взбгедёт в голову шутить подобным обгазом, я потгебую сатисфакции! Честь имею!

Весь этот бред трубка выдала петушиным дискантом и нервически дала отбой. Роджер ещё подержал ее в руках, переваривая услышанное:

– «Багон»-«багон». Сам ты – багон!

* * *

Казенная «Лада» проехала по Синопской набережной, перебралась через Монастырский мост и, оставив Неву слева, углубилась в неширокий проулок.