Читать книгу "Добрыня Никитич. За Землю Русскую! - Виктор Поротников"

– Брат мой погиб в этой сече, – мрачно пояснил Торбьерн.

– А-а, – негромко обронил Добрыня, сочувственно положив руку Торбьерну на плечо.

Чувствуя сильную боль в груди, Добрыня лишь с помощью Сигвальда смог сесть в седло. Сигвальд что-то негромко говорил Добрыне, перечисляя новгородских бояр, опознанных им среди убитых.

«Что и говорить, дорогой ценой далась нам эта победа, – промелькнуло в голове у Добрыни. – Недаром текущая рядом река называется Друч. Ох, недаром!»

На наречии кривичей Друч означает «печаль-кручина».

Глава девятая

Удар в спину

Рогнеда весело смеялась над чем-то, когда Владимир вошел в светлицу. Этот заливистый безудержный смех Рогнеды привлек внимание Владимира, еще когда он шел по крытой галерее, направляясь из центральной горницы в эту часть терема. Рогнеда была не одна, в помещении вместе с нею находились оба ее брата, которые тоже давились от смеха.

– А у вас тут весело, как я погляжу! – с улыбкой произнес Владимир, переступив через высокий порог. – Можно и мне посмеяться вместе с вами?

При появлении Владимира смех Рогнеды резко оборвался, искорки веселья мигом погасли в ее больших синих очах. Перестали смеяться и братья Рогнеды, быстро переглянувшись между собой. Этот быстрый взгляд, которым обменялись Волимер и Неклан, пробудил во Владимире подозрение, что эти двое и их сестра скорее всего смеялись над ним.

Повисла долгая томительная пауза.

Владимир стоял посреди комнаты, переводя нахмуренный взгляд с Рогнеды на ее братьев и обратно.

Наконец острый на язык Неклан нарушил молчание:

– Скажи нам, княжич, куда ты побежишь, когда полки Ярополка Святославича разобьют воинство твоего дяди?

Заметив кривую ухмылку Неклана, Владимиру захотелось накричать на него или ударить его по лицу. Однако он сдержался, так как здесь была Рогнеда. Владимир дал себе зарок быть спокойным и выдержанным в присутствии Рогнеды, дабы она не считала его обидчивым и капризным мальчишкой.

Не отвечая на каверзный вопрос Неклана, Владимир молча повернулся и вышел из комнаты. Не пройдя и пяти шагов до дверей, ведущих на крытую галерею, Владимир столкнулся лицом к лицу с Сойвой. Она вынырнула из-за толстой дубовой колонны, подпиравшей потолочную балку. От неожиданности Владимир вздрогнул.

– Чего таишься тут в темноте, как тать? – сердито бросил он.

Сойва еще очень плохо говорила по-русски, но уже почти все понимала в речи Владимира, если он не тараторил слишком быстро.

– Я слышала, о чем толковали между собой Рогнеда и ее братья, – с сильным акцентом сказала Сойва, глядя в глаза Владимиру. – Они насмехались над тобой, мой господин. Они называли тебя сосунком и недотепой. Неклан еще как-то обзывал тебя, мой господин, но я не смогла разобрать все сказанное им.

Лицо Владимира вспыхнуло огнем. Он был готов своей рукой убить Неклана.

Сойва мгновенно прочитала по лицу Владимира, какая буря гнева бушует в нем. Она схватила его за руку и прошептала:

– Рогнеда и ее братья замышляют какое-то зло против тебя, мой господин. Их нужно убить, иначе беды не оберешься!

– Братья Рогнеды – пленники, а она сама – моя рабыня, – сказал Владимир, взяв себя в руки. – Меня оберегают днем и ночью полсотни гридней. Твои страхи и подозрения пустые, Сойва. Насмешки же надо мной братьев Рогнеды меня совершенно не трогают, ведь это все, на что они способны в своем жалком положении.

Уходя с войском к реке Друч, Добрыня оставил Владимира на попечение воеводы Деглава, под началом которого было полсотни воинов. Деглав был родом из прусского племени галиндов и все его воины тоже были пруссами. Двести лет тому назад могучее племя галиндов ушло из прибалтийских лесов и болот к верховьям Двины и Волги, потеснив живущих здесь кривичей. Часть галиндов откочевали к озеру Ильмень, расселившись среди словен ильменских, основавших град Новгород на реке Волхов. В Новгороде и поныне проживает немало пруссов, имеется там даже Прусская улица, на которой стоят дворища прусских купцов, приезжающих сюда торговать с берегов Вислы и Немана. В той стороне лежат коренные земли многочисленных прусских племен, родственных литовцам и латгалам.

Деглаву было также поручено Добрыней приглядывать за Рогнедой и ее братьями, которые содержались в Голотическе как заложники. Деглав подружился с Добрыней почти с первых дней его пребывания в Новгороде. Поскольку Добрыня являлся чужаком для новгородцев, он всячески старался сближаться со всеми полезными ему людьми. Деглав был богат и знатен, новгородские бояре его уважали. Деглав промышлял солеварением и продажей скота. Все новгородские пруссы, торговцы и ремесленники, так или иначе были связаны с Деглавом, который считался негласным вожаком прусского землячества в Новгороде. Уходя в поход на Киев вместе с Добрыней и Владимиром, Деглав набрал дружину из земляков-пруссов, вооружив многих из них за свой счет.

В Голотическе дружина Деглава взяла под свою охрану городскую стену и единственные ворота. Владимир и Рогнеда с братьями разместились в тереме одного из здешних бояр, который вместе с семьей уехал в деревню, желая переждать там смутное время. Сам Деглав и его дружинники расположились в трех соседних теремах на этой же улице. Городок был невелик, число его жителей насчитывало едва ли триста человек, из которых многие предпочли на время уехать отсюда. В Голотическе жили смоленские кривичи. На другой стороне Днепра звучала речь радимичей, южных соседей кривичей. Если почти все кривичи, кроме полочан, выступили на стороне Владимира, то радимичи единодушно стояли за Ярополка.

Уходя к реке Друч, Добрыня велел Деглаву быть начеку, ведь если радимичи проведают о том, что князь Владимир у них под боком, то они запросто могут переправиться через Днепр и напасть на Голотическ.

* * *

Днем Рогнеда пребывала в светлице со своими братьями, к которым была приставлена недремлющая стража. На ночь Рогнеда уходила в ложницу Владимира, который постоянно жаждал ее прекрасного нагого тела. Этой своей ненасытностью Владимир изводил Рогнеду, которая по своей натуре была довольно холодна, ибо ее чувственность подавлялась мучительным осознанием того, что ею пользуются как рабыней. Обычно, лежа в постели с Владимиром, Рогнеда всегда хранила молчание. Она молча отдавалась Владимиру, молча исполняла все его интимные капризы, молча растирала ему спину и расчесывала волосы, а потом так же молча засыпала, отвернувшись от него к бревенчатой стене.

Если Владимир пытался о чем-нибудь расспрашивать Рогнеду, то в ответ он неизменно слышал короткие «да» и «нет». Если Рогнеда была не в духе, то она начинала дерзить Владимиру или хохотала безумным смехом, глядя ему в глаза. Однажды Рогнеда укусила Владимира прямо в пах, причинив ему нестерпимую боль. При этом Рогнеда спокойно пояснила стонущему от боли Владимиру, что ее душа точно так же мучается и страдает, когда она ложится с ним в постель.

Иногда Рогнеда первая пыталась заговаривать с Владимиром, но не оттого, что ей было скучно или в ней пробудился некий интерес к нему, а лишь из желания что-то выведать у Владимира относительно намерений его дяди Добрыни. Сильнее всего Рогнеду беспокоило, сдержит ли Добрыня свое слово и не расправится ли он с ее отцом и братьями в случае своей победы над Ярополком. На такие вопросы Владимир сам не знал ответа, ибо помыслы его дяди и для него оставались тайной.