Читать книгу "Вторжение в Империю - Скотт Вестерфельд"

— Вы знакомы с историей Земли, сенатор?

— Древней Земли? — Эта далекая планета на самомкраю галактики частенько упоминалась политиками и порой служила точкой отсчетав спорах. — Конечно, сир. Но вероятно, в моих познаниях есть пробелотносительно… кошек.

Его величество кивнул и нахмурился — словно бы сокрушаясьиз-за того, как распространено такое невежество.

— Возьмем, к примеру, возникновение цивилизации. Одиниз многих случаев, когда кошки ставились повитухами прогресса человечества.

Он прокашлялся, будто готовился прочесть лекцию.

— В те времена люди жили немногочисленными скоплениями,группами племен, сбивавшимися воедино в целях самозащиты. Эти племена постояннокочевали в поисках добычи. Люди жили, нигде не пуская корней, ни к чему непривязываясь. Как вид, они были не особо успешными, а число их не превышалонаселения жилого дома среднего размера здесь, в столице.

А потом люди сделали великое открытие. Они научились тому,как выращивать пищевые растения — вместо того, чтобы заниматься ихсобирательством.

— Сельскохозяйственная революция, — проговориласенатор Оксам.

Император радостно кивнул.

— Вот именно. А от этого открытия происходит всеостальное. При эффективном земледелии каждое семейство производит больше зерна,чем нужно, чтобы прокормиться. Вот это-то избыточное зерно и стало основойцивилизации. Некоторые люди перестали трудиться ради добывания пропитания истали кузнецами, мореплавателями, воинами, философами.

— И императорами? — подсказала Оксам.

Его величество добродушно рассмеялся и склонился кмраморному столу.

— Верно. И сенаторами, кстати, — чуть позднее.Стало возможным управление. За благосостоянием людей приглядывали жрецы,которые были также математиками, астрономами и писцами. Итак, от избытка зернаберет начало цивилизация.

Но была одна загвоздка…

«Мания величия?» — подумала Нара. Быть может, жрец, накопивмного зерна, начинал думать о себе как о боге и даже притворяться бессмертным?Но она прикусила язык и терпеливо выдержала драматичную паузу в тирадеИмператора.

— Представьте себе храм в центре протогорода, сенатор.Где-нибудь в Древнем Египте, например. Это обитель богов, а также — академия.Здесь жрецы изучают небо, следят за движением звезд, создают математику. Храм —это также и государственное учреждение, здесь жрецы ведут учет собраннымурожаям и подушным податям, придумывают для записей значки, которыевпоследствии превратятся в письменность. На основе письменности возникнутлитература, компьютерные программы, искусственный интеллект. Но в самом сердцехрама есть еще что-то. Это что-то нужно свято хранить, а если храм не выполняетсвою главную задачу, то без нее он — ничто.

Глаза у Императора чуть ли не искрились. Все ого мертвенноеспокойствие прогнала страсть, с какой он говорил. Он наклонился к Оксам, сжалкулак. Видно было, как ему хотелось, чтобы она поняла его.

— Житница, — сказала она. — Храмыпредставляли собой житницы, верно?

Он улыбнулся и довольно откинулся на подушки.

— В этом и состоял источник могущества, — сказалон. — Способность развивать искусство и науку, содержать войско, спасать окрестноенаселение при засухе и наводнениях. Избыточное богатство сельскохозяйственнойреволюции. Но большая гора зерна — это очень привлекательная штука.

— Для крыс, — добавила Оксам.

— Для полчищ непрерывно плодящихся крыс — как плодилсябы всякий паразит, дай ему только изобилие еды. Это ведь почти закон, его можноназвать Законом Паразитов: накопленная масса привлекает их. Пустыни Египтакишели крысами, и они неумолимо опустошали запасы протогорода, стояли плотинойна пути потока цивилизации.

— Но большая популяция крыс — это тоже соблазнительнаямишень, сир, — сказала Нара. — Для подходящего хищника.

— Вы очень догадливая женщина, сенатор Нара Оксам.

Осознав, что верным замечанием порадовала Императора, Оксампродолжила его повествование:

— И вот из пустыни явился малоизвестный зверек.Маленький: одинокий охотник, который прежде избегал людей. Эти зверькипоселились в храмах и стали с невероятной страстью охотиться на крыс, чтопозволяло людям сберечь запасы зерна.

Император радостно кивнул и взял на себя продолжениерассказа:

— И жрецы воздали этому животному по заслугам и сталиему поклоняться, а оно оказалось до странности привычным к жизни в храме,словно его место всегда по праву находилось среди богов.

Оксам улыбнулась. Довольно симпатичная история. Вероятно, вней даже было зерно правды. А может быть, этот человек таким странным образомкомпенсировал свое гипертрофированное чувство вины за то, что погубил стольконевинных животных шестнадцать столетий назад.

— Вы видели статуи, сенатор?

— Статуи, ваше величество?

Губы Императора едва заметно дрогнули — он произнесбеззвучную команду. Разбитое на фасетки небо потемнело. Воздух стал прохладнее,и вокруг Оксам и монарха возникли силуэты. «Ну конечно, — догадаласьОксам, — этот величественный алмазный свод — не просто для красоты, в нем— плотная сеть синестезических проекторов». А сам сад представлял собойгромадный воздушный экран.

Сенатор и Император оказались на обширной каменистойравнине. Несколько столбов солнечного света подсвечивали взвесь мелких частиц —то была пыль от гор зерна, возвышавшихся со всех сторон. В полумракепоблескивали статуи, высеченные из какого-то гладкого черного камня. Ихповерхность, казалось, была намазана жиром. Статуи изображали зверей, сидевшихпрямо, как домашние кошки, аккуратно сдвинув передние лапы и подвернув хвост.Их вытянутые морды хранили выражение полнейшей безмятежности, а тела отражалигеометрические пропорции примитивной доисторической математики. Конечно же, этобыли божества — древнейшие тотемы-обереги.

— Таковы были спасители человечества, — сказалИмператор. — Это видно по их глазам.

Сенатору Оксам глаза статуй показались слепыми и пустыми —безликими черными кругами, внутри которых человеку можно было прочесть лишьсвое собственное безумие.

Император поднял указательный палец. Еще один сигнал.

Некоторые из пылинок увеличились, загорелись собственнымсветом. Задвигались, выстроились в силуэт, очертания которого были чем-тознакомы Оксам. Созвездие ярких огоньков образовало огромное колесо, и этоколесо медленно завертелось вокруг сенатора и владыки. Через несколькомгновений Оксам поняла, что это такое. Она видела эту фигуру всю свою жизнь —на воздушных экранах, на ювелирных украшениях, на двухмерных снимкахгосударственного флага в Сенате, на гербе Империи. Но ей никогда не доводилосьоказываться внутри этой фигуры — хотя нет, не так: она, наоборот, всегданаходилась внутри нее. Это были тридцать четыре звезды, тридцать четыре солнцаВосьмидесяти Планет.