Читать книгу "Врата судьбы - Агата Кристи"

– Да нет, не похоже. Но тем не менее довольно противно.Господи, снова я напоролась на гвоздь. Похоже, на этом самом гвозде оно ивисит, я нащупала что-то вроде бечевки. Странно, что она не сгнила.

Таппенс осторожно вытащила свою находку.

– Это записная книжка, – сказала она. – Да, в свое времякожа была великолепная. Просто отличная кожа.

– Посмотрим, что там внутри, если там действительно что-тоесть, – предложил Томми.

– Там что-то есть, – сказала Таппенс. – Может, толстая пачкаденег, – с надеждой предположила она.

– Не думаю, чтобы это были бумажные деньги. Бумаганепременно сгнила бы, разве не так? – сказал Томми.

– Ну, не знаю. Иногда, как ни странно, деньги сохраняются ине гниют. Мне кажется, пятифунтовые банкноты печатали в свое время на оченьхорошей бумаге. Она была тонкая и чрезвычайно прочная.

– А вдруг это двадцатифунтовые? Очень пригодились бы вхозяйстве.

– Я считаю, что деньги были положены еще до Айзека, а не тоон непременно нашел бы их. Ну ладно. Подумать только! Вполне возможно, что этои двадцатифунтовки. Жаль, что не золотые соверены. Впрочем, соверены всегдахранят в кошельке. У моей двоюродной бабушки Марии был громадный кошелек,полный золотых соверенов. Она, бывало, показывала его нам, детям. Говорила, чтобережет их на черный день, на случай, если придут французы. По-моему, онаопасалась именно французов. Во всяком случае, она берегла эти деньги на случайкаких-то чрезвычайных событий. Прекрасные золотые монетки, толстенькие такие,красивые. Мне они ужасно нравились, и я всегда думала, как было бызамечательно, когда я вырасту, иметь такой кошелек, полный золотых соверенов.

– Кто бы тебе дал такой кошелек?

– Я не думала о том, кто мог бы мне его дать, – сказалаТаппенс. – Просто думала, что вдруг, когда я вырасту, у меня будет такойкошелек. Когда по-настоящему вырасту и буду носить мантилью – так, по крайнеймере, называли тогда плащ или пальто. Буду ходить в мантилье, и чтобынепременно было меховое боа и шляпка. И у меня будет толстый кошелек, набитыйзолотыми монетами, и, когда ко мне будет приезжать на каникулы любимый внук, ябуду давать ему соверен.

– А как же девочки, твои внучки?

– Они, мне кажется, не получали никаких соверенов, – сказалаТаппенс. – Но иногда она присылала мне половину пятифунтового банкнота.

– Половину банкнота? Но это же бессмысленно!

– Вовсе нет. Она разрывала банкнот пополам и посылала мнесначала одну половину, а потом, в следующем письме, вторую. Это делалось сопределенной целью: чтобы никто не украл деньги.

– Скажите пожалуйста, какие предосторожности принимались вто время!

– Да уж действительно принимались. Ой, что это там такое?

Она в этот момент обследовала записную книжку.

– Давай-ка выйдем отсюда на минутку, – предложил Томми, –здесь ужасно душно.

Они вышли из КК. Снаружи можно было лучше рассмотретьнаходку. Это был толстый кожаный бумажник отличного качества. Кожа слегказатвердела от старости, однако ничуть не испортилась.

– Там, внутри Матильды, на него не попадала влага, –заметила Таппенс. – О, Томми, я, кажется, знаю, что там внутри.

– Знаешь? И что же, по-твоему, там такое? Думаю, что неденьги и уж точно не соверены.

– Конечно же, не деньги, – сказала Таппенс. – Мне кажется,это письма. Не знаю, сумеем ли мы их прочитать. Они такие старые, и черниласовершенно выцвели.

Томми очень осторожно раскладывал хрупкие желтые страницыписем, отделяя одну от другой, когда это было возможно. Они были написаныкрупными буквами, очень темными синими чернилами.

– «Место встречи меняется, – прочел Томми. – Кен-Гарденс,возле Питера Пэна. 25-го, в среду, в 3.30. Джоанна».

– Мне кажется, – сказала Таппенс, – мы наконец до чего-тодокопались.

– Ты хочешь сказать, что какому-то человеку, которыйсобирался в Лондон, предлагалось отправиться туда в определенный день длявстречи с кем-то другим, чтобы принести с собой документы или еще что-нибудь вэтом роде? Но кто же, по-твоему, мог достать эти вещи из Матильды и кто мог ихтуда положить?

– Это не мог быть ребенок, – сказала Таппенс. – Это, должно быть,был кто-то, кто жил в доме и, соответственно, мог свободно передвигатьсяповсюду, не привлекая к себе внимания. Он мог получить то, что нужно, отшпиона, связанного с военным флотом, и переправить это в Лондон.

Таппенс завернула кожаный бумажник в шарф, который обычноносила на шее, и они с Томми вернулись в дом.

– Там есть и другие бумаги, – сказала Таппенс, – но вбольшинстве своем бумага испорчена, и они могут просто развалиться, когда ихтронешь. Ой, что это такое?

На столе в холле лежал довольно толстый пакет. Из столовойвышел Альберт и доложил:

– Его прислали с посыльным, мадам. Лично для вас.

– Интересно, что это такое, – сказала Таппенс, беря в рукипакет.

Они с Томми вместе направились в гостиную. Таппенс развязалабечевку и сняла оберточную бумагу.

– Это похоже на альбом, – сказала она. – Мне кажется… Ах,здесь записка. Это от миссис Гриффин.

«Дорогая миссис Бересфорд, с Вашей стороны было оченьлюбезно принести мне эту книгу для записи рождений. Мне доставило громадноеудовольствие перелистывать ее и вспоминать разных людей и старые времена. Всетак забывается. Порой помнишь только имя, а фамилию забываешь, а иногда,наоборот, помнишь только фамилию. Я тут недавно наткнулась на этот старыйальбом. Он в общем-то и не мой. Мне кажется, он принадлежал моей бабушке, но внем множество фотографий, и среди них две или три, которые принадлежатПаркинсонам, потому что бабушка была с ними знакома. Я думаю, Вам будетинтересно посмотреть этот альбом, поскольку Вы интересуетесь всем, что былосвязано с Вашим домом и с людьми, которые в нем прежде жили. Пожалуйста, нетрудитесь мне его возвращать, для меня лично он не представляет решительноникакой ценности, уверяю Вас. В доме всегда такая масса вещей, которыепринадлежали тетушкам и бабушкам. Вчера, например, я заглянула в старый комод иобнаружила там целых шесть книжечек для иголок. Старые, как мир. Им, верно, неменее ста лет. И они принадлежали не бабушке, а бабушкиной бабушке, котораяимела обыкновение дарить каждой горничной на Рождество такую книжечку дляиголок. Эти она, должно быть, купила на распродаже, так что их хватило бы и наследующий год. Теперь они, конечно, никуда не годятся. Как подумаешь, сколькобыло лишних трат и как это все печально».