Читать книгу "1612. «Вставайте, люди Русские!» - Ирина Измайлова"

— Фонарь караульных разбился, — сообщил товарищу Шнелль. — Жаль, но ничего не поделаешь, пойдем с нашим. Этих парней (он кивнул на трупы) я сейчас положу к самой стене и прикрою пустыми мешками — вон сколько их тут валяется. До утра не заметят. Ну что, Якоб очнулся?

— Вполне. Ты удивительно точно умеешь рассчитывать силу удара! — усмехнулся Михаил.

— Не всегда. Не то в Тайничной башне тебе не пришлось бы доделывать мою работу.

Хельмут закончил возиться с поляками и подошел к оставшемуся в живых пехотинцу.

— Ну вот что, Якоб! — сказал он негромко, вынимая изо рта пленника тряпку и пристально глядя ему в глаза. — Я служу теперь не ляхам, думаю, это ты уже понял. И нам с моим товарищем очень нужно попасть в Чудов монастырь. Ты, очевидно, понимаешь, что твой выбор ограничен: или идешь с нами туда и не издаешь ни одного лишнего звука, или остаешься здесь, с этими двумя. Выбирай.

Швед вздохнул:

— Выбирать-то и впрямь не из чего, Шнелль! Ну, пойду я с вами, ну пройдете вы в этот монастырь, хотя, сказать по правде, там караулов-то еще хватает… Но когда я вам буду уже не нужен, вы же меня так и так убьете.

Хельмут кивнул:

— Ты не такой дурак, чтобы давать тебе обещания которые мы не сможем выполнить. Но меня-то ты знаешь — разве я когда-нибудь любил лишний раз отправлять человека в рай или в ад? И могу обещать, что если будет хоть какая-то возможность оставить тебя в живых — скажем, связать и где-нибудь спрятать, мы так и сделаем. Поэтому в случае согласия у тебя остается небольшая надежда, а вот если откажешься нам помочь, все решится очень быстро. Ну?

— Лучше кинуться в бурную реку, чем вниз головой с обрыва! — невесело усмехнулся Якоб. — Как ты понимаешь, Шнелль, мне придется согласиться.

— Отлично. И хорошо, что ты помнишь мое прозвище. Это к тому, что если вдруг покажутся караульные или еще какие угодно ляхи, то окликнуть их ты не успеешь — я обычно действую быстрее всех. А теперь вставай и пошли. У нас мало времени.

Глава 3. Смена караула

Предусмотрительность Хельмута, как оказалось, была не напрасна. Путь оказался достаточно долгим, и по дороге им несколько раз встречались расставленные в разных местах караулы. Правда, никаких условных слов произносить не пришлось, однако на вопрос «Кто идет?» Якоб неизменно называл свое имя и имена своих спутников (само собою, тех самых поляков, что остались в пустом погребе), а также полк и номер хоругви. Видимо, десятники гарнизона, расставлявшие посты, хорошо знали, кто и где должен нести караул.

Швед вел себя спокойно, явно не собираясь бежать — он действительно отлично знал быстроту Хельмута и понимал, что ни при каком повороте событий не опередит немца. В конце концов, он даже решился заговорить со своими спутниками, проявив вполне понятное любопытство:

— Вы, как я понимаю, идете за этим самым стариком, русским Патриархом? — осторожно спросил он, на этот раз по-немецки. — Пару раз в монастырь уже пытались проникнуть, чтобы его освободить, но там действительно очень сильная охрана.

— Мы это знаем, — ответил Михаил.

— И все же рассчитываете его оттуда забрать?

— Если Господу будет угодно, то нам это удастся.

Якоб помолчал, видимо, обдумывая возможное продолжение событий, потом задал новый вопрос:

— А что, Шнелль, как я понимаю, ты нанялся теперь в другое войско?

— Ты понимаешь верно, — отозвался Хельмут.

— И там хорошо платят?

— А что? — усмехнулся немец. — Ты тоже хотел бы сменить нанимателя?

— А почему бы и нет? Ляхи мне поперек горла, служба здесь — паршивее некуда, да еще обозы стали приходить с перебоями и начинает не хватать еды. Ляхи тащат из города, что только можно стащить, и русские уже голодают, а значит, вот-вот может начаться бунт. Да и здесь, в Кремле и Китай-городе, похоже, скоро будет голод. Эти семеро бояр, которые утверждают, будто они тут властвуют, не знают толком даже, кто из русских войск остался им верен, а кто готов сбежать в Калугу к самозваному «царевичу Дмитрию» или в этот Ни-же-город, в ополчение. Я на такие условия службы не согласен. А попробуй — уйди!

Немец несколько мгновений размышлял, потом произнес с сомнением:

— Ты был назначен в караул вместе с поляками, значит, служишь в польской хоругви и в польском полку, — проговорил он. — А это означает, что они оказывают тебе особое доверие.

— Да ничего подобного! — воскликнул Якоб и тотчас, приняв самое сосредоточенное выражение лица, в очередной раз отозвался на оклик стоявшего возле пороховых погребов караула. — Я попал в польский полк почти случайно: пришел сюда еще с несколькими парнями: наша-то хоругвь при взятии Смоленска была вся перебита и мы не стали ждать, покуда Вейер переформирует полк, а просто ушли к Москве с каким-то обозом. А тут как раз формировали гарнизон, или переформировывали — поляков вообще невозможно понять, как они устраивают свое войско! Ну вот, мы пришли, и нам тут же предложили занять свободные места. Мне это место и досталось, потому как я очень неплохо говорю по-польски. Где тут особое доверие-то? Да, они в грош не ставят нас, наемников! Только норовят сунуть в те места, где вернее всего убьют. Так что я даже обрадовался, что попал в хоругвь к ляхам, а не к своим. Но сейчас меня уже тошнит от этих чванливых зазнаек…

— Ну-ну! — голос Хельмута по-прежнему выдавал сомнение. — Да ладно, что там, сам такой был? Тоже на них под Смоленском насмотрелся! Хотя, по-настоящему, твои речи убедительно звучат. Но было бы еще убедительнее, если бы ты таким образом не пытался спасти свою жизнь, дружище!

— А что в том плохого? Конечно, я хотел бы остаться в живых, как и любой из вас. Служить русским мне уже приходилось: я ведь был в армии Делагарди и неплохо колотил ляхов, пока армия не стала разваливаться на глазах и половина наемников не перебежала к тем же ляхам. Ну, и я перебежал, а куда было деваться? Вы-то с приятелем к кому нанялись? К русским ведь?

— Я сам русский! — сказал Михаил. — А служим мы в ополчении у князя Дмитрия Пожарского. Подойдет?

Швед живо обернулся к воеводе:

— Я бы не против. В самом деле — возьмете?

— Посмотрим, — Шейн обменялся с Хельмутом выразительными взглядами. — Пока об этом рано говорить, потому что умереть, приятель, вскоре можешь не только ты. Пожалуй, мы в такой же… ну, почти в такой же опасности.

Разговаривая, они подошли к монастырю. Его освещенные фонарями ворота нарисовались в круговерти постепенно разыгравшейся вьюги как-то сразу, словно их не было, и вдруг они появились. Будто в сказке. Тем более, что и вокруг все казалось сказочным: тускло освещенная, довольно широкая площадка перед монастырской стеной, старательно расчищенная от снега, так что по краям ее высились солидные сугробы, но уже вновь заметенная, занесенная поземкой и начавшим усиливаться снегопадом.