Читать книгу "Тайный монах - Валерий Макеев"

Но он несколько ошибался. Нет, не относительно страсти. Лена действительно безумно входила в образ и душой, и телом. Ошибался относительно гонорара. Действительно, услугу она оказала ему по-славянски — от души. Но в ведомстве перед проведением спецоперации «Сенатор» агент Ингрид затребовала и своевременно получила пополнение на счёте — 100000 зелёных. Сумма была неимоверная. Но и значимость вербовки столь высокооплачиваемого чиновника, имевшего непосредственное и очень серьёзное влияние в бюджетном комитете Конгресса, подкупала. Сомнений в том, что агент Ингрид безукоризненно выполнит свою задачу, у руководителей ведомства, по понятным только им причинам, не возникало.

Если бы сенатор, которого, в соответствии с неписаными правилами агентурной вербовки, нарекли агент сенатор Диргни (в обратном порядке записанное имя Ингрид), мог только предположить, какой высокой ценой, именуемой независимостью, ему придётся заплатить за эту страстную ночь. Тогда бы он, не сомневаюсь, быстрее падающей звезды летел бы прочь от этого отеля, притаптывая голыми пятками палубы тихоокеанских лайнеров. Но, увы, блаженство страсти умиротворяло разум. Единственное возвращение к реальности — выуженный из пустоты окружающего мира презерватив в руках Лены, впрочем, незамедлительно определённый этими же руками на жаждущее клокочущее место. Именно стоимость вскоре заполнившего презерватив содержимого агент Ингрид определила в половину причитающегося ей гонорара. Вторую половину стоимости составили любезно предоставленные ею собственные материнские яйцеклетки, а также услуги суррогатной матери, которая выносила чудненького малыша с материнскими генами агента Ингрид и с отцовскими — сенатора Диргни, который вскоре стал агентом.

Третий секретарь консульства, который пригласил на частную беседу в уютном вашингтонском ресторанчике сенатора через год после конференции, то бегавшими по сторонам глазками, безукоризненно играл обеспокоенность:

— Господин сенатор, прошу извинить, но я вынужден поговорить с вами о весьма пикантной ситуации. В райсуд одного из наших индустриальных и университетских центров некая гражданка Клюева подала иск о признании отцовства ребёнка, отцом которого она считает, извините, вас…

Сенатор вспомнил сначала о презервативе, затем, с американской практичностью, о том, что они не дают стопроцентной гарантии. А уж затем — о жене, детях, Конгрессе, Президенте. Почему-то он вдруг пожалел, что они пьют вино, а не русскую водку.

— Безусловно, уважительно относясь к вам, мы можем затянуть процесс, указывая на юридические шероховатости и отсутствие надлежащего ответчика, но готовы ли вы к проведению генетической экспертизы?

Томительная пауза водоразделом пролетела между всем прошлым и будущим сенатора:

— Я готов. Только давайте это проведём вне рамок судебного процесса, — казалось, самой гортанью прошептал сенатор.

А чё проверять? Сработано было по-европейски безукоризненно, возможно, потому, что всё начиналось в отеле «Европа».

Через несколько месяцев явно поседевший сенатор во всё том же уютном вашингтонском ресторанчике, всматривался сквозь пустоту ничего не видящими глазами на результаты генетической экспертизы. Казалось, он уже не мог различать слова, произносимые всё так же сидевшим напротив советником посольства:

— Господин сенатор, мы, желая помочь вам выйти из этой весьма пикантной ситуации, поработали с гражданкой Клюевой. Она готова скрыть реальное отцовство её ребёнка.

Ленка так и сделала, публично заявив, что у неё сын от популярного российского эстрадного исполнителя. Тот, надо признать, просто обросший всевозможными скандалами, даже не сопротивлялся. К тому же он, безусловно, помнил Ленку и резонно посчитал, что стыдиться такой бабы нечего. Наоборот — даже рейтинг популярности возрастёт.

К сенатору возвращалось сознание: «Неужели всё ещё можно исправить?».

— А чем я могу вас отблагодарить?

Советник, словно преобразившись в «голубого воришку — директора приюта» из «12 стульев» Ильфа и Петрова, как-то неловко передёрнув плечами, не пытаясь скрыть лукавство официозом, ответил:

— Мы просили бы, учитывая значимость вашего статуса, периодически обеспечивать нас некоторой информацией. Безусловно, с некоторой компенсацией ваших издержек.

Сенатор всё понял.

В жизни действительно наступил Рубикон.

Теперь полковник Ефимов как раз и предлагал обратиться к глубоко зашифрованному агенту — сенатору Диргни. Ему нужно было раздобыть информацию о том, чем реально занимается компания, в которой работает Наум Ковальский, а также об источниках финансирования и направлениях исследований.

* * *

Семёныч серьезно за меня взялся — ежедневные тренинги, беседы… В принципе, занимался он со мной по пару часов в день, но ещё не менее 10 часов в сутки я занимался самостоятельно. В заполняемом журнале учёта спецподготовки (всё-таки элементы здорового армейского консерватизма присутствовали и в нашей конторе) это всё обозначалось как «специальная психологическая подготовка, включающая раскрытие и мобилизацию резервных возможностей». В принципе, не ошибусь, если скажу, что мои тренировки осуществлялись круглосуточно.

Я приучился вести дневник сновидений, не боятся того, что ранее характеризовал как кошмарный сон. Теперь я абсолютно спокойно умел фиксировать и запоминать свои сны. Но Семёныч утверждал, что при успешных тренировках в дальнейшем я смогу участвовать в формулировании своих снов. Я уже рассматривал сны как самые интересные фильмы, в которых в любом тексте скрывается бездна подтекстов, а в любом образе — глубина послания.

«Наше сознательное — для всех одно, а бессознательное (в том числе и сон) — у каждого своё», — цитировал Семёныч кого-то из древнегреческих философов.

Просыпался я теперь весьма рано. Но, осуществив свои записи в дневник сновидений, я не спешил вставать с постели, а делал специальные упражнения для глаз. Сначала вращал глазное яблоко справа налево 20 раз, и в обратную сторону — также 20 раз. Затем по 10 раз сильно скашивал взгляд по очерёди то в левую, то в правую сторону.

Люська, однажды увидев мои перекошенные глаза, чуть не обомлела. Решила, что я свихнулся или умер.

Но я жил, да ещё как жил!!!

Я научился давить взглядом.

Это тоже результат длительных тренировок. По нескольку раз на день я садился перед зеркалом и сам себе смотрел в глаза, постепенно усиливая давление взгляда. Безусловно, я не осознавал, зачем мне это надо. Но делал. С одной стороны, из-за глубокой веры в Учителя — Семёныча, а с другой — потому что ощущал какие-то невероятные преобразования в самом моём организме. Какие? Я ещё не всегда мог точно определить словами, но по завершению тренировок ощущал где-то глубоко в себе, наверное, на уровни души, прилив необычайно тёплой и приятной энергии.

После нескольких месяцев таких занятий Семёныч, то ли захотел перепроверить меня (и себя), то ли таки решив банально схохмить, затянул меня в лабораторию к Владимиру Ивановичу. Туда же, то ли для чистоты эксперимента, то ли для отчётности (руководство как-никак) пригласил и полковника Ефимова.