Читать книгу "Седьмая жертва - Алан Джекобсон"

Интересно, кто это сказал? А какая, собственно, разница? Кто бы ни произнес эти слова, главное, что в них заключается правда. Она, и только она, имеет значение.

Они отреагируют. Начнут действовать. Они просто обязаны.

Соседская собачонка лаяла не переставая, и ему было трудно сосредоточиться. Он сел за компьютер, но ничего не получалось. Вдохновение не приходило. Кажется, это называют творческим кризисом? Он что-то читал об этом. Ты сидишь и тупо смотришь на экран, но не можешь написать ни строчки. Пусть он не был писателем, во всяком случае, никогда не считал себя таковым, но этот чертов коккер-спаниель заходился лаем на одной ноте вот уже добрых пятнадцать минут. Гав-гав-гав. Гав-гав-гав. Гав-гав-гав. Этот безостановочный и монотонный звук действовал на нервы. Разве может кто-нибудь творить в таком шуме? Тот же Стивен Кинг, к примеру? Наверняка нет.

Его вдруг охватило жгучее желание постучаться в соседскую дверь и вонзить нож в тупые мозги злосчастной шавки, чтобы она наконец заткнулась.

Но, несмотря на то что его так и подмывало разобраться с надоедливым псом, все-таки он сможет взять себя в руки. Он не станет убивать собаку хотя бы потому, что она представляла собой низшую форму жизни и потому заслуживала некоторого снисхождения. Она просто не понимает, что творит.

Но когда речь заходила о сучках-шлюхах, сдержать он себя не мог. В конце концов он понял, что попросту не хочет этого, поскольку именно в этом и выражалась его сущность. Ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать столь простую вещь. Но как только ему это удалось, он понял, как удовлетворить снедавшее его желание, желание получать все больше и больше. Желание испытывать наслаждение и удовольствие.

Нет, это не просто желание. Пожалуй, правильнее будет назвать его неконтролируемым стремлением. Неутолимым голодом.

Но понимал свои внутренние порывы лишь он сам. Он никогда не пытался объяснить другим, что чувствует, потому что твердо знал: они не смогут его понять и не захотят. Он смирился с этим. Смирился с тем, что был другим, и с тем, что даже его внутреннее «я» никогда не примет его таким, каким он был на самом деле.

Ну и что? Его самого вполне устраивало то, кем он стал. Никто и никогда не сможет больше подчинить себе его жизнь, никогда не сможет диктовать, когда ему разрешается делать то, что он хочет. Он научился быть свободным. Свобода – одно из самых почитаемых и неотъемлемых прав граждан нашей великой страны, и на то, чтобы понять, как добиться этого права для себя, у него ушли годы. Что ж, тем больше у него причин сполна насладиться плодами своей победы.

Но, пожалуй, самое притягательное в обретенной свободе – это то, что никто не мешает ему удовлетворять свои желания. Потому что они не в состоянии запретить ему. Никто не может найти его. У него надежное убежище и прекрасная маска. И как бы они старались, сколь бы тщательно не искали, в какие бы места не ни заглядывали, им его не найти. Никогда. Потому что там его нет.

Они никогда не найдут меня.

Собачонка снова зашлась истерическим лаем, и досадная монотонная помеха сменила ритм и тональность. Значит, поблизости появился незнакомец. Если и было нечто такое, чего он искал у потенциальной жертвы, так это отсутствие собаки. Он бы с легкостью убил ее без всяких проблем и угрызений совести – в первый раз он сделал это, когда ему исполнилось тринадцать, ну, может четырнадцать лет. Проблема заключалась в том, что проклятая тварь начнет лаять, а он хотел избежать лишнего шума и ненужного внимания. Или риска быть укушенным. Так что легче всего было просто не связываться с ними.

Он подошел к двери как раз в тот момент, когда посыльная службы почтовой экспресс-доставки «ФедЭкс» направилась к его крыльцу, держа под мышкой картонную коробку. Едва женщина потянулась к кнопке звонка, как он распахнул дверь. Мисс «ФедЭкс» шарахнулась назад.

Глубоко втянув носом воздух, он уловил запах страха. Тяжелый и удушливый, слегка влажный… знакомый запах, который он обонял столько раз, что сбился со счета… он сочился из пор этой дешевой проститутки, как пот. Похоже, он до смерти перепугал ее.

Расписавшись в получении, он принял у нее коробку, и тут мисс «ФедЭкс» слегка прищурилась, в упор разглядывая его. Он ненавидел, когда люди вели себя так. Это было чертовски грубо. Он отпустил посыльную – она даже не поняла, как ей повезло, – и, схватив ножницы, понес коробку к себе, испытывая волнение, с каким ребенок спускается по лестнице из своей спальни в рождественское утро.

Он сорвал обертку, и глазам его предстал новый инструмент. Он лежал в коробке, заряженный и готовый к употреблению. Вынув его оттуда, он стал читать рекламные надписи. Некоторые сходят с ума от восторга при виде дрели, бензомоторной пилы или пневматической отвертки. Но он считал, что полезный инструмент должен значить нечто большее. Он должен помочь ему вылепить свою свободу. Вот как он к этому относился. И сейчас он держал в руках инструмент свободы.

Он принялся перелистывать инструкцию по эксплуатации. Она оказалась отнюдь не такой полезной, как он надеялся. Главным образом руководство состояло из юридической чуши, призванной помочь изготовителю избежать уголовной ответственности в случае ненадлежащего применения прибора, и почти не содержало толковых сведений относительно его использования.

Внизу снова зашелся лаем проклятый коккер-спаниель.

Он опустил взгляд на электрошокер в руке и мгновенно ощутил, как в груди шевельнулось восторженное предвкушение. Он испытает свое новое оружие на собаке. Низшая она там форма жизни или нет, но встряску получит основательную.

Он взвесил на руке прямоугольную машинку и буквально физически ощутил силу, сконцентрированную в ее небольшом черном корпусе.

Правильно подобранный инструмент для хорошей работы.

…двадцать вторая

Элеонора Линвуд, член сената штата, сидела за массивным письменным столом полированного красного дерева. Сегодня утром стилист и парикмахер вновь подкрасили и подстригли ее золотистые волосы, и теперь, увлажненные гелем и закрепленные спреем они были уложены в строгую прическу. Склонившийся над ней мужчина провел кисточкой для макияжа по мягким складкам у нее на шее, стараясь сделать их менее заметными в безжалостном свете телевизионных «юпитеров». Сдвинув на кончик носа очки в золотой оправе, сенатор вслух читала текст своей речи, подготовленной помощниками.

– А теперь позвольте мне прямо заявить вам здесь и сейчас…

– Сенатор… – В дверях появился Левар Уилсон, руководитель аппарата ее сотрудников, держа в обеих руках кипу измятых бумаг с загнутыми уголками. – Что вы делаете?

Взмахом руки она отослала визажиста прочь.

– А что еще, по-твоему, я могу делать? Я репетирую речь, которую намерена произнести во время пресс-конференции.

– Сенатор, при всем уважении к вам должен заметить, что речь эта имеет исключительно важное значение. Общественность увидит вас такой, какой никогда не видела ранее. Вы должны извлечь максимальную выгоду из ситуации, воспользоваться удачным моментом…