Читать книгу "...И белые тени в лесу - Мария Грипе"

Передо мной была зоркая и проницательная девушка, совсем не похожая на трепетную лань, за которую я ее приняла поначалу.

Я осторожно подняла взгляд. Розильда была достаточно деликатной, она протянула мне блокнот и все то время, пока я читала, смотрела в сторону. Блокнот лежал у меня на коленях. Я протянула его Розильде, мне нечего было на это сказать, и желания продолжать разговор о моем «брате» у меня тоже не было. Она забрала блокнот, но тотчас положила его на стол.

Я посмотрела по сторонам. В конце комнаты стоял небольшой изящный книжный шкаф со стеклянными дверцами. А в ее кабинете я видела множество книжных полок.

– У тебя много книг? – спросила я.

Розильда оживленно кивнула, взяла блокнот и встала. Я поняла, что она хочет показать мне свой кабинет.

Это была большая комната, но не многое в ней говорило о том, что кто-то сидит здесь подолгу и занимается. Тут даже не было настоящего письменного стола, только два секретера с множеством ящичков и отделений. Книги тоже не были связаны с учебой – по большей части романы и сборники стихотворений. Но в дальнем углу комнаты стоял мольберт, и тут я вспомнила, что Амалия рассказывала о пейзажах, которые рисует Розильда. Ее покойная мама тоже любила рисовать.

Я хотела было попросить ее показать мне свои рисунки, но она повела меня обратно в гостиную к небольшому книжному шкафу со стеклянными дверцами. Здесь стояли книги в красивых старинных переплетах из кожи. Книги на разных языках – среди них было много английских и немецких романтиков. Но были и книги на французском, испанском и итальянском. Я спросила, может ли Розильда читать все эти книги в оригинале, и она кивнула. Ведь у нее всегда было много времени. Поэтому она выучила много разных языков.

«Ты же понимаешь, я не могла с кем-нибудь поговорить», – написала она.

Я пробежалась глазами по книжным корешкам, думая разыскать поэму Оскара Уайльда, но здесь ее не было. В некоторых книгах на внутренней стороне обложки значилось имя Лидии Фальк оф Стеншерна. Над этим именем было написано другое – Клара де Лето. Этого имени Амалия никогда не упоминала, но ведь у Лидии до замужества была фамилия де Лето. Значит, Клара – это, наверно, ее мать, и на полках стояли те самые книги, о которых говорила Амалия и которые так много значили и для матери, и для дочери.

Я спросила Розильду о том, что она читает сейчас, надеясь, что она достанет Оскара Уайльда, мы с ней поговорим о «Балладе Рэдингской тюрьмы» и я спрошу про цитату, записку с которой нашла у себя в комнате. Я была почти уверена, что это она оставила записку, но Розильда показала мне совсем другую книгу – трагедию Шиллера[3]«Дон Карлос».

Когда я сказала, что не читала ее, Розильда написала в блокноте:

«Ты обязательно должна ее прочитать! Я тебе скоро дам».

Она прижимала книгу к себе, глаза у нее светились, я поняла, что для нее это много значит.

Потом Розильда захотела поиграть. Она закрывала мне глаза ладонями, я наугад вытаскивала с полки книгу и раскрывала в любом месте. Потом она убирала руки, и я читала ей вслух тот отрывок, который первый попадался мне на глаза.

Я достала том из собрания сочинений Рунеберга[4], мой взгляд упал на строки:

Скорбь и радость сердце

Делят на две части,

Тонкой перепонкой

Лишь разделены.

Скорбь живет отдельно,

Радость правит также

У себя в палатах.

Мне не примирить их —

Обе одиноко

Царствуют в глубинах.

Я на минуту прервалась, посмотрев на Розильду.

– Стихотворение называется «Радость и тоска». – сказала я. – Продолжать?

Она стояла, слегка отвернувшись в сторону, и кивнула, не глядя на меня.

Лишь она одна

Распахнула двери

В тонкой перепонке.

Слились воедино,

Ибо скорбь – блаженство,

Радость же – унынье.

Закончив читать, я заметила, что Розильда стоит ко мне спиной, она лихорадочно что-то искала. Ее блокнот лежал на стуле возле книжной полки – я решила, что она не помнит, куда его положила, поэтому взяла блокнот и протянула Розильде. И тогда я увидела, что глаза у нее блестят.

– Розильда…

Она знаком показала мне, что не хочет разговаривать, и, отойдя немного в сторону, стала что-то писать, а потом плавным движением кинула мне блокнот, который я ухитрилась поймать на лету. Там было написано:

«Мне кажется, что я слышала… души твоей движенье… теперь я так этого жду».

Я перечитала фразу два раза и, ничего не поняв, вопросительно посмотрела на Розильду. Она озорно рассмеялась, выхватила у меня блокнот и написала в нем несколько слов. Затем протянула его мне, загадочно поблескивая глазами. Я прочитала:

«Единственный = Карлос = Карл?»

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Лишь немногие из тех, кого я знала, были такими же интересными и глубокими собеседниками, как Розильда. Вскоре я уже совершенно забыла о том, что она немая. Она писала почти с той же быстротой, что и думала, отвечала находчиво и остроумно. С Розильдой можно было поговорить обо всем на свете.

Держалась она удивительно просто – на самом деле никогда не подумаешь, что она вела такой замкнутый образ жизни. Во всяком случае поначалу, когда мы еще только хотели узнать друг друга получше, я ничего такого в ней не заметила. И только потом я поняла, что эта обособленность оставила в ней свои следы, но дело даже не в этом, тут были и другие обстоятельства.

Сама она, казалось, совсем не страдала от своей немоты. Она прекрасно владела собой и никогда не выпячивала этот недуг. Напротив, у меня сложилось такое впечатление, что Розильда считает, будто в ее немоте есть свои преимущества.

Однажды она написала у себя в блокноте известную цитату из Шекспира:

Слова летят, мысль остается тут;

Слова без мысли к небу не дойдут[5].

Потом задумалась и снова взялась за блокнот:

«Мои слова остаются со мной. Мысли улетают, а слова я могу сохранить. Пойдем, я тебе что-то покажу!»

Она повела меня в одну из башенных комнат, это было круглое помещение, в котором стены с пола до потолка были увешаны полками. Посреди комнаты стояла маленькая табуретка. Розильда села на нее и взмахнула руками, показывая на стены. Затем написала в блокноте:

«Смотри, все, что вокруг, – это мои слова».