Читать книгу "Непойманный дождь - Надежда и Николай Зорины"

— Но как же…

— А хрен его знает! Грабануть, может, хотели? Не знаю. Я в этом музее не бывал, но говорят, маски стоящие были: африканские там, разные. Весь первый этаж занимал музей. Наверху пару квартир еще жилых оставалось, переселяли народ, под снос шел дом, а потом, видать, передумали. Наш хозяин его и прикупил после пожара. Сейчас вот ремонтируем. — Он кивнул на своих товарищей — они все так же усердно делали дело, не обращая на нас никакого внимания. — Не знаю, под офисы пойдет или что? Меня это не касается.

— А Рюмин?

— Это прежний владелец. Музей-то частный. Занимался человек. Говорят, по вечерам приходил, каталог составлял или еще что. Я думаю, любовался своей причудой, масками этими. Вот его и грохнули. Может, думали, что он сторож, может, им вообще было без разницы, лишь бы убрать того, кто мешает ограбить, может, личная какая-нибудь месть, не знаю. Сторож вернулся, а здесь все полыхает. Говорят, хороший был человек.

— Сторож?

— При чем тут сторож? Рюмин, владелец музея. Грохнули мужика, а музей подожгли. Да об этом еще в газетах писали, месяца три назад произошло, не читал?

— Не читал. Я вообще газет не читаю! — поскорей открестился я, мне представилось, что он сейчас протянет эту самую газету: снимет с головы свою газетную треуголку, развернет, расправит, отчеркнет маркером нужное место… Но вместо этого он зачем-то взял из руки моей конверт. Посмотрел на него, усмехнулся.

— Ну да, все правильно, Рюмину. Опоздало твое письмецо, на три месяца опоздало!

А затем сделал такую странную вещь! Он это письмо — заказное, подотчетное! — распечатал.

— Что вы делаете? — возмутился я и попытался вырвать у него пакет, но он не отдал, отмахнулся локтем:

— Да погоди ты!

Заглянул в распечатанный конверт, сунул внутрь руку и вытащил еще один конверт, поменьше. Внимательно посмотрел на него, удовлетворенно кивнул, как будто догадывался, что все так и окажется.

— А это тебе! — Он протянул его мне. — Смотри, что написано: Ефиму Долинину.

Я в ужасе уставился на конверт. Крупным, размашистым почерком там действительно было написано: Ефиму Долинину. Так подписывает секретарь, опытный, но не очень прилежный, у которого множество писем для рассылки, а это — одно из многих, очередное, не отличающееся от прочих: Сергею Петрову, Василию Степанову, Александру Курееву, Ефиму Долинину. Секретарь рассылает, адресат получает — в этом нет ничего необычного. Я — адресат, я — получил письмо, предназначенное мне, — что ж тут такого?

Ничего. Все нормально. Справлюсь сейчас с головокружением и этой невыносимой дрожью и распечатаю конверт.

Мой призрачный собеседник вернулся к своей работе: поднял с полу мастерок, пристроился к товарищам и с удвоенным рвением, наверстывая упущенное время, принялся штукатурить стену. Я повернулся, пошел, сжимая в руке письмо. У двери обернулся:

— До свидания.

Мне никто не ответил: я отыграл свою роль, они отыграли свою, представление окончено, я больше не существую.

Спустился по лесенке, прошел двор, миновал баки, нырнул в подворотню. В конверте, конечно, вырезка из газеты об этом пожаре. Конверт совсем тонкий — маленькая заметка: Музей масок — не картинная галерея, не краеведческий музей с бесценным скелетом мамонта, в жизни города он занимал так мало места, лично я о его существовании до сегодняшнего дня ничего не знал. И владелец Рюмин — не такая важная птица, его смерть — почти рядовая смерть, не стоит даже четверти полосы, вполне умещается в таком маленьком, тонком конверте. И значит, не требует торжественности, не просит соблюдения приличий — я могу распечатать конверт прямо здесь, в подворотне. Что и делаю. Даже на корточки не присаживаюсь, не останавливаюсь, на ходу, наплевательски, неаккуратно отрываю справа полосу — она получилась кривой, бахромчатой. Запускаю в конверт пальцы, выуживаю заметку…

Это оказалась не заметка, не газетная вырезка. Это оказался банковский чек. Голубоватая бумажка со штампом. Я не сразу понял, что это такое. Никогда, ни в одном банке не открывал свой счет. Никогда не получал денег по счету.

Черт возьми, какая хренотень!

Чек был заполнен на мое имя, на сумму пять тысяч евро. Шутка? Ошибка?

Не ошибка, не шутка. Чек, разумеется, фальшивый, но это не шутка, это что-то похуже. Что? И как поступить? Смять и выбросить? Или попытаться обналичить? Вернуться в бывший музей за разъяснениями?

Конечно, вернуться в музей.

Сжимая в руке чек, как до этого конверт, я снова прошел мимо баков, двором, двором — и оказался у погоревшего дома. И застыл, пораженный.

Я ушел отсюда не больше десяти минут назад, но декорации успели полностью перемениться: исчезла самодельная лестница — вместо нее было обычное каменное крыльцо — довольно разрушенное, но вполне пригодное для своих целей, дверь была закрыта наглухо, причем мне показалось, что это совсем другая дверь — железная, ржавая, а та была деревянная. Я забарабанил в нее кулаком — конечно, никто не отозвался. В панике я заметался по двору, отыскивая музей, надеясь, что просто ошибся, пришел не туда. Пробежал весь путь дворами до подворотни и вернулся назад — но музей, тот музей, в котором я разговаривал со штукатуром, просто исчез. Был дом, похожий на него, тоже закопченный пожаром, а бывшего музея, с деревянной строительной лестницей, где велся ремонт, не было.

Не было музея. А был. Десять минут назад. В руке моей чек — доказательство того, что с ума я не сошел, все это действительно было. Но ведь сам чек, сама по себе возможность его появления — не сумасшествие ли? В конверте, адресованном мертвецу, оказался этот невозможный чек, предназначенный мне. Рюмина нет, его уже три месяца как не существует. И музея нет, три месяца уже как нет. Был бывший музей, в котором производили ремонт, чтобы сдать под офисы, десять минут назад был, но и его не стало. Призрачный адресат, призрачный адрес… Существую ли я или тоже являюсь призраком?

Утром существовал, вполне реально; ощущая бодрость, здоровье и здравие, вышел из своей квартиры. Что будет, когда я туда попытаюсь вернуться? Останется ли то, куда можно вернуться? Или дом, мой дом — я точно знаю, помню, что у меня есть дом! — встретит незнакомым, чужим подъездом. Дверь в квартиру окажется другой, не моей, замок, возмутившись, что в него вставляют чужеродный ключ, не откроется? Звонок, на кнопку которого в отчаянии я буду давить, прозвенит незнакомо? Дверь откроет чужой человек… Нет! Дверь в любом случае мне не откроют! Звонить бесполезно, стучать бесполезно — мне никогда не открывают дверь!

В начале пути я был своим двойником, теперь я сомневаюсь, что вообще существую.

Что я делал вчера? Был или не был? Что я делал в субботу? Выходные я провел в грезовых снах — может, я в них и остался?

Но чек — это, как ни крути, нечто вполне материальное. Он, конечно, фальшивый, но материальный, то есть сделан из реальной материи — бумаги. И конверт материален — второй, предназначенный мне, тот, первый, остался в музее, который исчез, поэтому за его реальность поручиться не могу, но этот… Вот за что нужно зацепиться, ухватиться двумя руками, чтобы опровергнуть, — доказать свое реальное существование. Как? Да просто пойти в банк, сделать вид, что шутки не понял, принял все за чистую монету, попытаться обналичить чек.