Читать книгу "Дорога - Кормак Маккарти"

— Ты про хороших говоришь?

— Да. Любому, кому, по-твоему, необходимо знать, где мы находимся.

— Кому, например?

— Я не знаю.

— Может, Богу?

— Угу, например, ему.

Утром разжег костер и решил пройтись по берегу, пока мальчик спит. Ушел совсем недалеко, и вдруг ему стало не по себе от странного предчувствия, а когда повернул назад, то увидел, что мальчик стоит на пляже, завернувшись в одеяло, и его ждет. Прибавил шаг, а когда подошел к нему, мальчик устало присел.

— Что с тобой? Да что с тобой?

— Я что-то плохо себя чувствую, пап.

Приложил руку ко лбу сына — горячий, как печка. Поднял, понес к костру.

— Ничего, ничего. Выздоровеем.

— Меня, кажется, сейчас стошнит.

— Ничего.

Уселся на песок рядом с сыном и придерживал его за лоб, пока ребенка рвало. Вытер ему рот рукой. Мальчик прошептал:

— Извини.

— Ш-ш-ш, ты ничего плохого не сделал.

Отнес его к стоянке и укрыл одеялами. Попробовал напоить. Подкинул дров в огонь и наклонился, чтобы пощупать лоб. Успокаивал:

— Все будет хорошо. — А сам был в ужасе.

— Не уходи.

— Конечно, я никуда не уйду.

— Даже ненадолго.

— Нет. Я здесь, рядышком.

— Хорошо, папа.

Держал его в объятиях всю ночь, время от времени засыпал и просыпался в страхе, проверял, бьется ли у мальчика сердце. Утром сыну лучше не стало. Попробовал дать ему немного сока, но он отказался. Сильно прижал руку ко лбу мальчика, словно колдовал, чтобы температура спала. Но чудес не бывает. Смочил сухие обметанные губы, пока сын спал, и прошептал: «Я выполню свое обещание. Не отпущу тебя одного в темноту».

Перебрал содержимое аптечки, но ничего, что могло бы пригодиться, не нашел. Аспирин. Пластыри и спирт. Немного антибиотиков с истекшим сроком годности. Помог сыну сделать несколько глотков и положил одну капсулу ему на язык. Мальчик плавал в поту. Отец давно снял с него одеяла, а теперь еще и куртку. Следом — всю одежду, да еще оттащил сына от огня. Мальчик посмотрел на него снизу вверх:

— Мне ужасно холодно.

— Знаю, но, понимаешь, у тебя очень высокая температура. Нам во что бы то ни стало надо ее сбить.

— Накрой меня еще одним одеялом.

— Хорошо, хорошо.

— Не уходи.

— Нет-нет. Я с тобой.

Взял грязную детскую одежду и пошел стирать ее в океане: трясясь от холода, стоял полуголый в воде и полоскал одежду. Потом отжал и повесил на колышках перед костром, подкинул веток и уселся рядом с мальчиком, гладя его по спутанным волосам. Вечером достал банку супа, подогрел в углях и, хлебая суп, наблюдал за наступлением темноты. Очнувшись, обнаружил, что лежит на песке и совсем закоченел, что от костра остались одни погасшие угли, что все еще темная ночь. Резко сел, и потянулся к мальчику, и прошептал:

— Ну наконец-то спа́ла!

Разжег костер, взял тряпку и намочил. Положил мальчику на лоб. Наступал ветреный рассвет. Когда совсем рассвело, отправился в лес за дюнами, и притащил оттуда здоровущую охапку веток и сучьев, и принялся ломать их и складывать в кучу у костра. Раскрошил таблетки аспирина в порошок, растворил его в воде, добавил немного сахару и, приподняв голову сына, поддерживал на весу, пока он пил.

Прошел по берегу, плечи опущены, кашель. Стоял и смотрел на темные волны. Спотыкался от усталости. Вернулся и снял тряпку со лба, и вытер ею лицо мальчика, и опять положил на лоб. Сказал самому себе: «Ты должен быть всегда рядом. Действовать надо быстро. Тогда с ним не расстанешься. Держи его покрепче. Последний день Земли».

Мальчик проспал весь день. Отец регулярно его будил и заставлял пить подслащенную воду. Было видно, какого труда ему это стоило. Горло пересохло, хрипит и судорожно дергается при каждом глотке.

— Тебе обязательно надо пить.

— Хорошо, — просипел мальчик.

Сильно вдавил стакан в песок, подложил сыну под потную голову свернутое одеяло и потеплее закутал. Спросил:

— Тебе не холодно?

Но мальчик уже спал.

Как ни старался не поддаваться усталости, не спать, ничего не получалось. Без конца засыпал и просыпался, садился и хлестал себя по лицу или вставал подложить веток в костер. Прижимал к себе мальчика и, положив руки на выпирающие ребра, слушал, как он тяжело дышит. Отошел туда, где свет от костра исчезал и сливался с темнотой ночи, стоял со сжатыми кулаками, а потом упал на колени и зарыдал от бессильной ярости.

Ночью прошел короткий дождь, еле слышно шуршал по полиэтилену, который отец поспешно растянул над подстилкой и застыл, держа ребенка в объятиях, глядя на синие языки пламени, а потом уснул мертвым сном.

Проснувшись, никак не мог понять, где находится. Костер погас, дождь перестал. Сбросил полиэтилен и, упершись локтями в песок, приподнялся. Серый день. Мальчик во все глаза смотрит на отца, зовет:

— Папа.

— Да-да. Я здесь.

— Мне можно попить воды?

— Да. Конечно. Как ты себя чувствуешь?

— Странное ощущение…

— Есть хочешь?

— Нет, только пить.

— Сейчас, принесу воды.

Обойдя потухший костер, взял детскую кружку, и наполнил ее водой из пластиковой бутылки, и, нагнувшись, дал ему напиться. Сказал:

— Все будет в порядке.

Мальчик сделал несколько глотков, кивнул и посмотрел на отца. Потом допил воду и попросил:

— Еще.

Разжег костер и расправил одежду мальчика, чтобы лучше сохла, принес ему банку яблочного сока, спросил:

— Ты что-нибудь помнишь?

— Ты о чем?

— Помнишь, как ты болел?

— Я помню, что мы стреляли из ракетницы.

— А как вещи перетаскивал из лодки, помнишь?

Мальчик сидел, потягивал яблочный сок. Взглянул на отца:

— Я не полный идиот.

— Понятно.

— Мне снились очень странные сны.

— Какие?

— Я не хочу их тебе рассказывать.

— Не хочешь — не надо. Ты должен почистить зубы.

— С настоящей пастой?

— Да.

— Хорошо.

Проверил все банки — ничего подозрительного. Только выбросил те, что были очень уж сильно попорчены ржавчиной. В тот вечер они сидели у костра, мальчик ел горячий суп, а отец повернул другой стороной дымящуюся одежду, и уселся, и уставился на сына. Мальчику стало неуютно от его пристального взгляда: