Читать книгу "Нептунова арфа - Андрей Балабуха"

Камин вывел его в третий грот — маленький и какой-то уютный. Здесь он и решил обосноваться. Втащив мешок, Аракелов внимательно осмотрелся. Камин выходил в угол пещерки. В противоположном углу стена образовывала нишу настоящий альков, и он потащил свои пожитки туда. Воздух был чуть застоявшийся, но не спертый и не затхлый, очевидно, какие-то трещины выходили отсюда на поверхность. Аракелов повел лучом фонаря по потолку: так и есть, почти в центре свода обнаружился не замеченный им прежде колодец.

Аракелов пристроил фонарь на маленькой естественной полочке так, чтобы светлый круг полностью захватывал облюбованный им уголок. Потом вытащил из мешка поклажу. Присоединив к надувному матрацу баллончик со сжатым воздухом, крутанул вентиль. С коротким резким шипением матрац надулся. Спать Аракелову пока не хотелось, и он двумя стяжками превратил матрац в кресло. Поставил рядом термос, сложил стопочкой четыре коробки аварийного шлюпочного рациона — больше четырех дней он вряд ли здесь пробудет, так что голодная смерть ему не грозит, пожалуй, не удастся даже подсократить предательски нарастающее в последние пять лет — с тех пор, как ему пришлось оставить профессию батиандра — брюшко. Аккуратно вытерев ласты, «намордник» и всю прочую свою подводную амуницию, он сложил ее в мешок, а мешок, застегнув, пристроил в углу к стене. Нацепив плавки на каменный выступ — пусть сушатся, — он облачился в шорты и рубашку, устроился в своем импровизированном кресле и потянулся было за термосом, но почувствовал, как снова засаднило руку — конечно же, расслабился, и вот… Кряхтя, он поднялся, снова полез в мешок; достав аптечку, густо залил ссадину антисептиком. Аэрозоль вспенился, кожу ожгло, но зуд почти сразу утих, а пена опала, превратившись в бледно-розовую пленку. Аракелов убрал аптечку, снова опустился в кресло и, налив из термоса смесь апельсинового и лимонного соков с кокосовым молоком (знай Ганшин, какой я себе курорт устроил, — от злости бы лопнул!), стал пить медленными длинными глотками, растягивая удовольствие и наслаждаясь. Потом он взял книгу, в последний момент подсунутую Папалеаиаиной. Это оказался детектив, чему Аракелов от души порадовался — лучшего времяпрепровождения не придумаешь!..

«Ну а теперь, — подумал он, мысленно обращаясь к Ганшину, — круши! Рви свой габровит! Только хватит ли тебя на такое?.. Ну да это меня не касается. Я свой ход сделал, теперь твой черед. Действуй!»

Аракелов от души рассмеялся и углубился в чтение. Однако уже на второй странице он застрял — окончательно и бесповоротно. Хотя впервые за последние недели свободного времени у него оказалось вдруг в избытке, делай что хочешь, спи — не хочу, читай — не хочу, мысли упорно бежали по одному, казалось, раз и навсегда проторенному кругу, то и дело возвращаясь к памятному третьему дню захода на Караури.

— Учти, Аль, еще один день — и я выкину эти проклятые жестянки за борт! Меня уже тошнит от вашей консервированной ветчины! Слышишь? Утром ветчина, днем ветчина, вечером ветчина… Если твоей Линде лень готовить — зачем она, спрашивается, на борту? Я могу набрать шестьдесят килограммов балласта поспокойнее…

— Полегче, Джайн, Линда все-таки моя жена, так что ты не очень…

— Ну так и лопай ветчину по три раза в день. А я не желаю.

— Не нравится — так готовь себе сам. Или Роберте скажи, она-то повар не лучше, между прочим…

— Не тебе об этом судить, ясно? И вообще — катись-ка ты отсюда, свиноед несчастный…

2

В этих широтах Аракелову приходилось бывать не раз. Впервые восемнадцать лет назад на «Руслане»; в тот рейс поднимали злополучный «Дип-Вью»… Потом было еще несколько плаваний: на роторной шхуне «Людмила» — по программе Международного года Тихого океана; советско-японская экспедиция на «Иба-Мару», когда они полгода занимались изучением глубоководной реликтовой фауны Южных Морей (по официальной формулировке), что на деле означало — тщетные, увы! — поиски Великого Морского Змея, «чудовища Дзуйио-Мару» и прочих полулегендарных и вовсе мифических годзилл, поиски, которые ни в какую официальную тему не вписывались… Веселое было времечко; хорошие ребята, подводные разведки по двое суток на трех-, пяти- и семикилометровой глубине, вечера, когда, собравшись на баке, они распевали собственного сочинения песни…

Работал он и на патрулях Гайотиды-Вест и Гайотиды-Зюйд — старшим в группе батиандров проекта «Абиссаль-45». Но всякий раз архипелаг Караури оставался в сотнях, порой даже всего в десятках миль в любую сторону. И только в позапрошлом году Аракелов впервые оказался в Папалениме — самом крупном городе Центрального Караури и столице молодой республики.

В тот раз заход «Руслана» в Папаленим был внеплановым, а потому и недолгим.

Милях в двухстах к юго-западу от Караури вахтенные обратили внимание на небольшую, тонн сто пятьдесят — сто семьдесят, шхуну — такие бороздят Южные Моря вот уже добрых три столетия, перевозя копру, почту, пассажиров, занимаясь ловом акул и тунца. В прошлом веке их потеснили было пароходы, но энергетический кризис, борьба за охрану среды — и вскоре они снова стали почти безраздельно царить в этих местах. С парусами, взятыми на вторые рифы — в такую-то погоду! — шхуна описывала широкие циркуляции, причем на палубе не было видно ни души. Капитан, заинтересовавшись, направил к ней катер. Чутье и на этот раз не подвело мастера — судно оказалось брошенным. И брошенным как-то странно: все судовые документы на месте, единственная, судя по всему, шлюпка — тоже, на месте и личные вещи экипажа, согласно роли состоявшего из семи человек. «Вахине Меа» — так называлась шхуна — была приписана к Папалениму, и капитан решил сделать крюк в две сотни миль, чтобы доставить туда «бесхозное имущество», за спасение которого по морскому праву полагалась премия. Правда, с мечтой о премии пришлось вскоре распроститься: одобрив решение доставить шхуну в порт приписки, Владивосток в то же время категорически приказал рассматривать его как акт дружеской услуги. Чертыхнувшись, капитан подтвердил получение радиограммы и связался с властями Караури.

Тем временем на палубах и в каютах «Руслана» шли оживленные словесные баталии. Поминали знаменитую «Марию Целесту», брошенную экипажем в Атлантике, — загадка, по сей день остающаяся неразрешенной, хотя гипотез выдвигалось тьма — от грязных махинаций судовладельцев до нехороших поступков космических пришельцев. Вспоминали и загадочную судьбу «Уранг-Меданга»… Словом, каждый стремился блеснуть эрудицией по части подобных историй, однако все эти разговоры так и остались «сотрясением воздусей». Портовые власти с благодарностью приняли шхуну, было сказано, что этим случаем займутся соответствующие службы — и все. Сутки «Руслан» простоял на Папаленимском рейде, два десятка человек — и Аракелов в том числе — побывали на берегу. Аракелову повезло: начальника подводных работ отнесли к разряду почетных гостей, и вместе с несколькими научниками, начальником экспедиции и капитаном он был приглашен на торжественную церемонию питья кавы. Здесь-то и познакомился он с Папалеаиаиной. Впрочем, познакомился — не совсем то слово. Он видел ее, главную распорядительницу церемонии, и только. Знакомство состоялось много позже, уже в этот раз…