Читать книгу "Свет в окнах - Глеб Владимирович Липенский"

сотнями приборов. По их показаниям машинист видит, сколько воды, воздуха, мазута или угля поступает в котел, как идет горение, какова температура в любом из уголков огромной топки. Многое нужно знать машинисту, чтобы режим горения проходил безошибочно.

«Здесь десятилеткой не обойдешься, — подумал я, приглядываясь к попутчику, — техникум нужен, а может, и институт».

В Рязани, на автобусной станции, мы вышли из снующей толпы и, стоя рядом, смотрели, как в наступивших сумерках разгораются огни большого города.

— А у нас сейчас первую машину пускают, — негромко сказал мой попутчик.

Дальше автобус шел не останавливаясь. Еще не добрались и до города Пронска, а небо впереди уже засветилось электрическим заревом.

— ГРЭС светит, — оживился сосед.

Чем ближе, тем больше огней. И наконец вот она! Огромные, ярко освещенные окна, бетонные переплеты вновь монтирующейся части здания, труба…

Наш «Икарус» идет мимо, к поселку. Вначале вдоль дороги рядами выстроились маленькие домики, затем, за большим и красивым магазином, засветились окна многоэтажных домов. И несмотря на то, что время позднее, скоро полночь, везде движутся люди, самосвалы, автобусы.

Останавливаемся. Выходим. Соседа окружает группа галдящих ребят, девушек. Он машет мне шляпой, и все они, взявшись под руки, уходят по асфальту широкой улицы.

Ушли уже и последние, запоздалые пассажиры, а я все стоял и осматривался: «Где же гостиница?»

— Загляните в третий подъезд вон того дома, — показал мне шофер нашего автобуса, — туда как-то заходили командировочные.

Никакой гостиницы ни в подъезде, ни во всем доме не оказалось. Но проходивший мимо парень в мохнатой шапке, узнав, в чем дело, сказал, порывшись в карманах:

— Пошли в двадцать третью. Там сегодня нет никого, а ключ подходит.

Квартира действительно оказалась свободной. Две комнаты, пять кроватей. Тепло, светло, горячая вода в ванной. О хозяевах напоминают тренировочные костюмы на вешалке да домашние туфли на ковриках у постелей. «Нет, это не землянка на „Бобрикстрое“».

Выспался по-домашнему, а с утра отправился на ГРЭС.

Встретила она меня гулом и грохотом. Всего два дня назад начал отдавать энергию в единую электрическую сеть Центра турбогенератор № 1. Сегодня будут раскручивать вторую машину. Заканчивается монтаж третьего блока.

Рядом с главным корпусом, между рельсами разбежавшихся железнодорожных путей, — монтажные площадки. Трубы прямые, трубы согнутые, трубы тонкие и толстые. Сто двадцать железнодорожных платформ одних только труб! Молодые ребята подгоняют краны, цепляют подготовленные пучки труб, раскладывают, приваривают…

— Сборка узлов четвертого котла, — объясняет бригадир.

— Одного котла? — с недоумением смотрю я на составы с металлом.

— А вы как думали? Да этот котел только за одни сутки сто двадцать вагонов угля съест.

Около здания ГРЭС — дымовая труба. 320 метров ее высота! Представьте себе — 320 метров, взметнувшиеся в небо!

— А где у вас комсомольский штаб? — спросил я у бригадира.

— Вон там, — махнул он рукой.

Обходя штабели кирпича, пробираясь между вагончиками строителей, наткнулся я на непонятное сооружение. Не то гигантская палатка с выпуклыми боками, не то дирижабль, вот-вот готовый взмыть вверх.

Подошел. Постоял у гудящего вентилятора, который гнал воздух внутрь через дыру в матерчатой боковине. Потом открыл тяжелую железную дверь.

Под куполообразным верхом разместился целый механический цех. Станки, панели с приборами, различные аппараты.

И здесь работают молодые ребята. Одни что-то сверлят, другие вытачивают, третьи, стоя на коленях и прикрыв лицо щитком, приваривают одну к другой замысловатые детали.

Позже я узнал, откуда взялся этот «дирижабль».

Строители сооружали дома, склады, дороги, школу, клуб, магазины, столовые, бетонный завод, железнодорожную ветку… Со строительством мастерской произошла заминка.

У склада стояли станки, сварочные аппараты. Прибыли мастера. Но как же быть с помещением?

Начальник механического цеха Семен Васильевич Правдин то и дело заходил к директору.

— Нашел я вам помещение, — обрадовал наконец директор Правдина. — Восемьсот квадратных метров, хоть в футбол играй.

— Наверное, далеко где-нибудь, — предположил Правдин.

— Зачем далеко? У самого управления и поставим.

— Кто поставит? — в недоумении спросил Семен Васильевич.

— Вы, конечно, — ответил директор.

— Да что ставить-то?

Иван Александрович вынул из стола какие-то чертежи, инструкцию и протянул Правдину.

Семену Васильевичу сразу же бросился в глаза яркий рисунок на обложке: что-то большое, полукруглое. Вопросительно посмотрел на директора.

— Чему удивляешься? Надувной павильон. Производство ГДР.

— Когда начинать установку?

— Сейчас. Сегодня.

Бульдозером расчистили снег. Самосвалы привезли песок и бетонные блоки. Один к одному укладывали эти блоки на мерзлую землю и к выступающим из бетона деталям приваривали железо, шпильки с резьбой. Рядом поставили три вентилятора.

Несколько дней ушло на соединение трех огромных кусков специальной ткани и на крепление их к штырям фундамента. Пришлось повозиться и с тамбуром, имевшим две герметичные двери.

А на седьмой день с начала работ Семен Васильевич подошел к щитку и включил один за другим все три вентилятора. И прямо на глазах у всех бесформенная груда материи зашевелилась, распрямилась и приподнялась, как туша огромного, невиданного животного.

Потом делали бетонный пол, фундаменты под станки и, механизмы, стали завозить оборудование.

Сразу же за надувным павильоном — белое трехэтажное здание дирекции ГРЭС. На третьем этаже и находится комитет комсомола.

Саше Козлову, комсомольскому секретарю, скучать не приходится. Идут и идут к нему ребята. Спрашивают, рассказывают, о чем-то просят.

— Это еще что, — улыбается Саша. — Было время, что с самого утра толпа стояла.

Главные события развернулись на стройке после XXIV съезда партии. Стройку объявили ударно-комсомольской. Вот тогда-то и ринулись сюда ребята и девушки. Ежедневно с путевками приходило по пятьдесят, по сто человек. Всех нужно было разместить, работу дать. Поставить каждого на такое место, чтобы и ему интересно и делу польза.

Всего два года прошло,