Читать книгу "Изгоняющий демонов - Виталий Дмитриевич Гладкий"

среди барханов, пока на привале разбойников шла жестокая сеча. Солдаты не щадили никого — ни мужчин, ни женщин, сопровождавших шайку.

И снова произошел крутой поворот в жизни бывшего вора и грабителя. Он стал пиратом в Горьком море[66]! Ему даже удалось побывать на священном острове Дильмун[67], который добавил ему жизненных сил и долголетия. (По крайней мере, так утверждал Шапи-кальби.) Помыкавшись немного в море (около пяти лет), он решил вернуться к мирной жизни.

Узнав по своим каналам, что, в связи с восшествием царя-халдея на престол все нарушители правопорядка подлежали прощению, Шапи-кальби оставил пиратское ремесло. Прикупив трех ослов, на которых погрузил нажитое морским разбоем, он благополучно добрался до Вавилона, где узнал, что совсем не безразмерные темницы новый царь освобождает для богатых вельмож и жрецов, которые не хотели поделиться с ним своими богатствами.

Но этот вопрос Шапи-кальби не волновался. Средств у него хватало, и он прикупил харчевню, перестроил ее — расширил и подновил, и вскоре его заведение стало пользоваться широкой известностью и популярностью не только в самом Вавилоне, но и в дальних краях. А спустя какое-то время Шапи-кальби стал доверенным лицом туртана Син-ах-уцура.

Бывшему вору, разбойнику и пирату, несмотря на то что от старой власти ему пришлось удариться в бега, порядки наглых халдеев, которые обложили всех неподъемными налогами и поборами, очень не нравились. К тому же ашшуры неплохо платили хозяину харчевни за его тайные труды…

Невзрачный человечек в одежде простолюдина тихо скользнул за стол Эрибу и вежливо поинтересовался:

— Не занято?

— Нет, — коротко ответил после небольшой паузы несколько опешивший разведчик ашшуров.

Человека звали Даян-бэл-уцур. Он, как и хозяин харчевни, был завербован Син-ах-уцуром в качестве осведомителя ашшуров. Даян-бэл-уцур служил писцом у купца и по совместительству ростовщика Шулы родом из небольшой деревеньки Пахирту близ Вавилона, который основал пока еще не узаконенное, но действующее торговое товарищество под названием «Дом Эгиби». Сам Шула в заговоре против царя-халдея Мардук-апла-иддина не участвовал — осторожничал, но смотрел сквозь пальцы на дела своего писца-секретаря, который был еще тем пронырой.

Беззакония, которые творили царские чиновники, не нравились Шуле, он много терял из-за поборов царской казны, а в особенности из-за неприкрытого грабежа, когда вельможи-халдеи не возвращали заемные деньги. Но в то же время изворотливый, как змей, ростовщик понемногу богател, скупая рабов, поместья и земли разорившихся вавилонян, благо его недобросовестные клиенты снисходительно позволяли «Дому Эгиби» свершать сомнительные сделки, за которые другие негоцианты уже давно очутились бы в тюрьме. Таким нехитрым образом вельможные заемщики как бы отдавали свои долги. Как говорится, и волки сыты, и овцы целы, к совместной выгоде.

Тем не менее Шула со своими хитрыми делами ходил, что называется, по краю пропасти, поэтому с нетерпением ждал, когда Вавилон завоюет царь ашшуров Шаррукин, который покровительствовал купцам и иному торговому люду.

— Принес? — спросил Эрибу, едва шевеля губами и не поднимая глаз на Даян-бэл-уцура, чтобы не вызвать подозрений у царских шпиков.

А он уже точно знал, что двое из них изображают заезжих купцов на изрядном подпитии. С виду пьяненькие, а глаза востры и так и рыскают по харчевне, частенько останавливаясь на Эрибу. Это обстоятельство сильно встревожило лапуттама: неужели он под подозрением?!

К сожалению, в этот раз Эрибу не мог воспользоваться помощью своих подчиненных, которые прикрывали командира в подобных ситуациях. Даян-бэл-уцур был драгоценным камнем в короне осведомителей туртану Син-ах-уцура, и открывать его личность даже перед верными солдатами-разведчиками было запрещено категорически.

Писец ростовщика Шулы оказался истинным кладезем ценнейшей информации о состоянии армии халдеев. В особенности по части ее оружия и снабжения, благодаря чему можно было точно определить количество войск и намерения Мардук-апла-иддина. Тем более, что Шула являлся одним из немногих купцов, которые занимались заготовкой продовольствия для армейских нужд. А писец-секретарь, естественно, вел все записи на этот счет.

— Угу… — буркнул Даян-бэл-уцур, налегая на изрядный кусок жареного мяса.

Он вел себя вполне естественно, однако тревожный блеск в его черных глазах без лишних слов говорил о том, что осведомитель кожей чувствует опасность, хотя пока не ведает, откуда она происходит. Эрибу уже доводилось встречаться с ним, и он хорошо изучил реакции писца, который временами напоминал хорька — как своим внешним видом, так и пугливостью. Впрочем, винить его за это Эрибу не имел морального права. Можно только представить, что сделают с осведомителем палачи халдеев, попадись он в руки царских ищеек…

Свернутый в трубочку пергамент писец Шулы незаметно передал Эрибу под столом. Лапуттам тут же, не делая лишних движений, спрятал его под одеждой. Покончив с жарким (нужно сказать, что аппетит у Даян-бэл-уцура был отменным; похоже, прижимистый ростовщик держал своего секретаря впроголодь), писец вежливо кивнул, прощаясь с соседом по столу, и неторопливо направился к выходу, хотя ему явно хотелось не идти, а бежать.

Две царские «ищейки» проводили его заинтересованными взглядами, но даже не дернулись. Они хорошо знали, кто такой Даян-бэл-уцур. Скорее всего, они посчитали, что в харчевню Шапи-кальби он зашел, чтобы подкрепиться, благо наступило обеденное время. Вычислил их и востроглазый писец, так как шпики сидели неподалеку от выхода, и от этого его неважное настроение и вовсе испортилось.

Едва оказавшись на улице, изрядно напуганный Даян-бэл-уцур и впрямь, постоянно оглядываясь, припустил трусцой, что, впрочем, не было удивительным для жителей Вавилона.

По улицам сновали разносчики снеди, которую в обед заказывали на дом некоторые состоятельные горожане (а они требовали, чтобы еда была с пылу-жару), и многочисленные посыльные, как различных вельмож, так и купеческие, а их оплата зависела от скорости передвижения. Поэтому временами улицы Вавилона напоминали разоренный муравейник с его хаотической и с виду бессмысленной суетой. Конечно, одежда посыльных, нередко рабов, была скромной, но и писец вырядился в поношенное платье простолюдина, так что на него никто не обратил должного внимания.

Чего нельзя было