Читать книгу "Мама, папа, я и Перестройка - Марципана Конфитюр"

позволяет?

Мама остановилась.

– Это бабушка тебя подучила для них попросить, да? – Спросила она.

– Нет, – сказал я. – Я сам. Очень хочется кататься на машине.

– Ну конечно! Сам! Ха! Так и я поверила! О, Господи, они с этой машиной мне всю плешь проели! Лучше бы нашли себе какое-нибудь полезное занятие, чем ребёнком манипулировать! Манипуляторы хреновы... – Тут мама спохватилась. – Это слово никогда не повторяй за мной! Ты понял?

– Понял, понял...

Я вздохнул.

– Можно в домике в том поиграть?

– Нет, конечно! Ты же знаешь: в них всегда накакано!

***

Когда мы пришли домой, я ждал, что мама расскажет папе, и меня будет ждать новый поток нотаций. Но так не случилось: когда мы пришли, по телевизору как раз начиналась программа с моим участием. Мы прильнули к экрану и смотрели её, не отрываясь, а потом обсуждали весь вечер, пока не уснули.

К сообщениям о том, что Горбачёв встречался с Папой Римским, а в ГДР, как и накануне в Чехословакии, отменили руководящую и направляющую роль какой-то-их-партии, мы остались совершенно равнодушны.

11.1

На другой день в детсаду я был звездой. Это почувствовалось уже тогда, когда мы с папой поднимались на второй этаж в нашу группу, и взгляды всех попавшихся по дороге людей – и больших, и маленьких – были обращены в мою сторону. Стоило нам войти в раздевалку группы, как все находившиеся там замолчали разом. А потом опять заговорили – обо мне.

– Ты правда предсказатель?

– Ты волшебник?

– Инопланетянин?

– Можешь сделать жвачку «Дональд Дак»?

– Нет, лучше «Турбо»!

– Можно даже без жвачки, одни только вкладыши! Можешь?

– А мне куклу Барби!

– Камаз! Настоящий!

– И вырасти прямо сейчас!

– Чтоб родители не разводились!

Кое-как мне удалось ослабить ажиотаж и при помощи папы разъяснить присутствующим, что я всего лишь землянин, материализацией объектов не занимаюсь, только вот могу немножко будущее видеть. Для детей это будущее было довольно-таки абстрактным понятием, поэтому то, что на четырнадцать просьб предсказать его я четырнадцать раз ответил: «пойдёшь в школу, потом в институт, а потом на работу», всех удовлетворило. Только девочке Алёне, раздражавшей меня своим самомнением и стремлением стучать на ближних воспитательнице, я в отместку за её противность предсказал не институт, а техникум. Впрочем, тут же пожалел об этом: до самого вечера Алёна хвасталась всем и каждому, что пророк предсказал ей особенную, отдельную, отличающуюся от всех остальных судьбу.

Но это было лишь начало. Как человек, побывавший в телевизоре, я внезапно был признан всем детским коллективом за вожака. Все хотели играть со мной. Все хотели сидеть рядом за едой, на занятии, во время молчанки – за стул рядом постоянно шла борьба! Мальчик Костя предложил вместе поиграть принесённой им из дома машинкой. Мальчик Слава обещал назавтра принести свою, ещё лучше, если я обращу на него внимание. Мальчик Рома объявил, что только он может играть со мной, так как, во-первых, он единственный мальчик, который испокон веку ел со мною за одном столом, и, следовательно, имеет особенные права на меня; а, во-вторых, его бабушка – из РайОНО. В конце концом, даже «властительница группы», Ольга (Илиадина любимица) предложила уступить мне право кормить рыбок в обмен на дружбу.

Я подумал, что было бы хорошо каким-нибудь образом перенаправить всё это внезапное обожание на Ирку: передать ей рыбью привилегию или велеть поклонникам добиться сначала расположения моей дамы сердца, чтобы мочь претендовать на моё собственное... Но сегодня Полякова не пришла. Думаю, она либо сказалась больной, либо на самом деле заболела из-за вчерашнего унижения. Ирка пропустила тот самый день в садике, когда могла бы вместе со мной насладиться высоким статусом: что тут говорить, она была ещё более невезучей, чем я.

За завтраком я слышал, как нянечка и Илиада обсуждают вчерашнюю передачу: хотя они ели совсем неподалёку от меня, но по обыкновению большинства взрослых вели себя так, словно я их не слышу (или слышу, но по-русски не врубаюсь). Словом, меня обсуждали при мне же. Нянечка говорила с любопытством; Илиада – со злостью и неким завистливым уважением вроде того, какое испытывают к ненавистным начальникам или несправедливо богатым людям. Из речей обеих выходило, что в мои экстрасенсорные способности они личности здравомыслящие, современные и горячо ожидающие второго Съезда Народных Депутатов, веруют безоговорочно. В основном разговор шёл о том, как бы обернуть эти способности себе на пользу, не огрести от них неприятностей и не следует ли мне как сверхчеловеку разрешить играть игрушками получше.

В конце концов, нянечка не выдержала, подошла ко мне и прошептала:

– Андрюша, а ты правда экстрасенс? Скажи мне честно!

Нянечка была толстой, неуклюжей, всегда пахнущей потом, а часто ещё и кухонным отбросами женщиной, так что я её часто жалел. Кроме того, она ни разу ничем меня не обидела. Так что нянечка заслуживала правды.

– Нет, – сказал я.

– Ну не вредничай! Я ж видела программу.

Я вздохнул. Как и большинству людей, нужна ей была не правда.

– Андрюша, а ты видишь моё будущее? Можешь предсказать? Хотя... – Она задумалась. – Хотя и так понятно, что мне ждать особо