Читать книгу "Дымная река - Амитав Гош"

португальцев, посещавших Гоа. Оно происходит от португальской «фейтории», означающей место, где агенты и комиссионеры ведут дела. Китайцы называют его «хон».

— То бишь слово никак не связано с производством?

— Никак, ваше величество. Строго говоря, факториями владеет гильдия «Ко-Хон», но вам это и в голову не придет, ибо все они олицетворяют собою разные государства. Над некоторыми, скажем, французской факторией, даже развеваются национальные флаги.

Генерал прошелся туда-сюда, искоса поглядывая на собеседника.

— Стало быть, фактория — своего рода посольство?

— Именно так ее воспринимают иностранцы, хотя китайцы не признают факторию посольством. Время от времени Британия направляет своих представителей в Кантон, но китайцы с ними не считаются, им дозволено держать связь только с местными властями, что тоже непросто: чиновник примет бумагу только в том случае, если она подана в виде прошения, исполненного иероглифами. Британцы не желают этого делать, а посему их заявления просто не рассматривают.

Наполеон хохотнул, сверкнув зубами.

— Значит, отношения разбиваются о канцелярские препоны?

— Совершенно верно, ваше величество. Ни одна из сторон не хочет уступить. Если кто и может состязаться с англичанами в заносчивости и упрямстве, так только китайцы.

— Но коль англичане шлют своих послов, выходит, китайцы им нужнее, чем они — китайцам.

— И вновь вы правы, ваше величество. С середины прошлого века в Британии и Америке так увеличился спрос на китайский чай, что теперь он — главный источник дохода Ост-Индской компании. Налоги от его продаж составляют одну десятую британской казны. А если к нему добавить шелк, фарфор и лаковые изделия, станет ясно: европейский аппетит на китайскую продукцию ненасытен. В Китае же, напротив, интерес к европейским товарам невелик, там народ уверен, что их вещи, еда и обычаи — лучшие на свете. С годами это стало большой проблемой для Британии, ибо торговый дисбаланс привел к невероятному оттоку денег из страны. Вот истинная причина того, почему возник экспорт индийского опия в Китай.

Вскинув бровь, генерал глянул через плечо:

— Возник? Commencé? Вы хотите сказать, что сия торговля существовала не всегда?

— Нет, ваше величество, не всегда. Прежде, лет шестьдесят назад, опий струился хилым ручейком, а потом Ост-Индская компания применила его как средство борьбы с оттоком капиталов и настолько в том преуспела, что ныне сбыт едва может угнаться за спросом. Денежный поток развернулся в обратную сторону: серебро хлынуло из Китая в Британию, Америку и Европу.

Генерал подошел к дереву с чудными мохнатыми листьями, два сорвал и подал гостям:

— Наверняка вам будет интересно узнать, что это дерево называется «Женское капустное» и больше нигде не произрастает. Сохраните листья как память об острове.

Задиг и Бахрам поклонились:

— Премного благодарны, ваше величество.

Генерал решил вернуться к дому, от которого они отошли довольно далеко. Бахрам понадеялся, что опийная тема забыта, но, как оказалось, император отнюдь не был рассеян.

— Скажите, господа, разве опий не зло для китайцев?

— Конечно, зло, ваше величество. В прошлом веке на ввоз опия налагался запрет, который не раз продлевался. В основном торговля идет тайком, но положить ей конец нелегко, поскольку многие чиновники, крупные и мелкие, имеют свой навар. Что касаемо дельцов и перекупщиков, их барыши так велики, что они всегда найдут способ обойти закон.

Уставив взгляд в землю, Наполеон тихо произнес, словно размышляя вслух:

— Даже при нашей Континентальной блокаде[33] мы тоже столкнулись с этой проблемой. Торговцы и контрабандисты чрезвычайно изворотливы.

— Истинная правда, ваше величество.

В глазах генерала мелькнул огонек.

— И сколько, по-вашему, китайцы будут терпеть такое положение дел?

— Поживем — увидим, ваше величество. Ситуация достигла точки, когда приостановка торговли станет крахом Ост-Индской компании. А без нее британцам не сохранить свои восточные колонии, приносящие немалый доход. Поверьте, я не преувеличиваю.

— Quelle ironie! — Наполеон вдруг полыхнул своей обворожительной улыбкой. — Забавно, если именно опий пробудит Китай ото сна. Коль так случится, вы сочтете это благом?

— Пожалуй, нет, ваше величество, — тотчас ответил Задиг. — Меня учили, что зло не может породить добро.

Бонапарт рассмеялся.

— Тогда весь мир — сплошное зло. Зачем, к примеру, вы торгуете опием?

— Я им не торгую, ваше величество, — поспешно сказал Задиг. — Я часовщик и опийной торговли не касаюсь.

— Но ею занимается ваш друг, верно? Он не считает это злом?

Вопрос застал Бахрама врасплох, и он замешкался с ответом, но, пораскинув мозгами, сказал:

— Опий подобен ветрам и течениям, курс коих изменить я не властен. Человек не добр и не зол, когда плывет по воле волн. Судить о нем следует по его отношению к окружающим — друзьям, родным, слугам. Вот мое кредо.

— Но разве отдавшийся воле волн не может погибнуть? — Наполеон окинул его пристальным взглядом, но больше ничего не добавил.

Они уже подошли к дому, на дорожке показался адъютант, искавший генерала. Бонапарт сдернул шляпу:

— Au revoir messieurs, bonne chance![34]

Часть вторая

Кантон

7

7 ноября 1838.

Отель «Марквик», Кантон.

Милая моя Пагли,

Ну вот я и в Кантоне! Добирался целую вечность! Паром, на котором я ехал, чрезвычайно странное судно, похожее на гусеницу и столь же быстрое. Как я завидовал чужеземцам, проносившимся мимо в своих изящных ялах и красивых баркасах! Говорят, для самых быстроходных из них дорога из Макао в Кантон занимает всего полтора дня. Вполне понятно, что нашей гусенице потребовалось времени вдвое больше, и наконец-то она приползла в Вампоа, откуда до Кантона еще около двенадцати миль.

Вампоа — остров на Жемчужной реке, где бросают якорь чужеземные корабли. Им не дозволено подходить к Кантону ближе, там они и стоят, покуда разгружают либо заполняют их трюмы. Время это — мука для несчастных матросов, ибо в Вампоа ничего примечательного, кроме прелестной пагоды. У меня сложилось впечатление, что поселок этот вроде калькуттского района Бадж Бадж на Хугли: скопище захудалых складов, сараев и таможен. Команды ласкаров, истомленные бездельем, считают дни до увольнительной в Кантон.

К счастью, долго торчать там не пришлось — лодки, готовые отвезти тебя в Кантон, курсируют днем и ночью. Река запружена судами самых причудливых форм, однако ты не вдруг понимаешь, что приближаешься к огромному городу. По левую руку видишь остров Хонам, которому сады и поместья придают пасторальный вид, и вновь вспоминаешь Калькутту, где на подъезде тебя встречают прибрежные луга и рощи Читпура. Сампанов, баркасов и джонок становится