Читать книгу "Дикая роза - Дженнифер Доннелли"

– До меня только сейчас дошло. Я же должен пойти к твоему отцу и сказать, что ты беременна. Это после моего-то обещания беречь тебя в Кембридже.

– Не беспокойся… – начала было Дженни, застегивая блузку.

– Не беспокоиться? Нет, я беспокоюсь. Мне до чертиков страшно! Айсберги, морские леопарды, снежные бури меня никогда не пугали. Но сказать преподобному Уилкотту, что я сделал его дочку беременной… это меня всерьез пугает.

– Давай ему не скажем. Повременим, – предложила Дженни, кусая губу.

– Нет, мы должны сказать. Я должен. Так надлежит поступать порядочному человеку.

Шейми встал. Дженни тоже встала, оправляя подол юбки и растрепавшиеся волосы.

– Ты оставайся здесь. Это разговор между твоим отцом и мной. Посиди пока. Я вернусь.

Дженни улыбнулась ему, но, как только за Шейми закрылась дверь, ее лицо исказила гримаса. Дженни была по-настоящему счастлива, однако к ее счастью примешивалось сильное беспокойство. Неожиданная беременность была выше ее надежд. Это граничило с чудом. Шейми и понятия не имел, поскольку она не сказала ему правды ни о шраме, изуродовавшем ей правую сторону, ни о происшествии, которое и стало причиной появления шрама.

В тот день они с подружками играли в мяч. Мяч выкатился на улицу, и Дженни бросилась за ним. Кареты она не видела и, слава Богу, не помнила ни момента столкновения, ни того, как оказалась подмятой передним колесом. Колесо едва ее не раздавило. После долгой рискованной операции доктор Аддисон сообщил родителям, что карета сломала ей пять ребер, разорвала селезенку, вызвала коллапс легкого, уничтожила один яичник и проткнула матку. Врач сделал все, что было в его силах, но посоветовал родителям готовиться к худшему. Если полученные травмы не убили их дочь, то занесенная инфекция вполне может.

– Мы, конечно, прислушались к его мнению, – потом рассказывала Дженни мать, – но уповали на Бога.

Дженни провела в больнице шесть долгих месяцев. Если она не помнила столкновения с каретой, процесс выздоровления она запомнила. Боль от полученных ран, полыхающий огонь внутри, пытавшийся справиться с заражением крови, пролежни, скука. Процесс выздоровления казался ей бесконечным.

Из больницы она вышла слабой, бледной и невероятно исхудавшей, но живой. Только через полгода она набрала несколько фунтов. Восстановление сил заняло еще больше времени, но с помощью родителей ей удалось и это. Пока она восстанавливалась, доктор несколько раз навещал ее дома. В последний раз он принес ей красивую фарфоровую куклу. Повзрослев, Дженни воспринимала эту куклу как утешительный приз, ибо своих детей ей иметь не суждено. Простившись с ней в гостиной, доктор увел мать в коридор – переговорить наедине. Приличия требовали не подслушивать разговоры взрослых, однако Дженни прильнула ухом к двери и все слышала.

– Как вы знаете, миссис Уилкотт, нам удалось сохранить вашей дочери матку, но орган сильно поврежден. У Дженни будут менструации, но выносить и родить ребенка она никогда не сможет. Мне очень жаль. Понимаю, какой это удар для вас и какие душевные муки испытает Дженни, когда подрастет. Но далеко не каждой женщине для счастья нужен муж. Дженни – чудесная, смышленая девочка. Ей лучше всего избрать профессию учительницы, а то и мою. Хорошие медсестры требуются всегда.

Дженни тогда ничего не поняла из слов врача. Ей было всего девять лет, и она, не утратившая детской непосредственности, не понимала, зачем вообще ей нужен муж, тем более для счастья. Но когда ей исполнилось тринадцать и у нее начались месячные, мать усадила ее рядом и честно рассказала, какие стороны жизни для нее закрыты. Дженни вспомнила слова доктора Аддисона, вдруг ставшие совершенно понятными. Врач намекал матери, что ни один мужчина не захочет жениться на ее дочери, поскольку она не способна иметь детей.

Становясь старше, Дженни убеждала себя, что это вовсе не трагедия. Если она не выйдет замуж, то найдет удовлетворение в работе. Если она не может иметь своих детей, то будет любить малышей, приходивших к ней в класс. Однажды молодой дьякон из отцовской церкви захотел поухаживать за ней. Белолицый, худощавый, с добрым характером. Дженни его не любила, но понравиться ей он вполне смог бы. А поскольку она не любила дьякона, то честно рассказала о своей особенности. Узнав, что с ней не создать полноценную семью, дьякон поблагодарил ее за искренность и быстро переключился на дочку торговца одеждой.

Было еще двое: такой же учитель, как она, и молодой священник. С ними Дженни тоже была честна и потому потеряла обоих. Это задело ее, но не вызвало особых страданий, поскольку и их она не любила.

А потом она встретила Шейми Финнегана и влюбилась по-настоящему – глубоко и страстно.

В тот день в сарае близ реки Кам Дженни сама попросила о близости, не беспокоясь о последствиях. Какие могут быть последствия? Дженни понимала: если она расскажет Шейми правду о шраме, он оставит ее, как и те трое. Ведь она ущербна и не может дать ему то, что дала бы нормальная женщина. И потому Дженни утаила правду.

Перед тем как отдаться Шейми, она мысленно пообещала Богу: «Я потом ему расскажу, но позволь мне сначала познать близость с ним. Позволь хотя бы раз испытать любовь, и я никогда не попрошу о большем».

Когда это произошло и она лежала, счастливая и удовлетворенная, наслаждающаяся запахом Шейми у нее на коже, вкусом его губ на ее губах, она вспомнила об обещании и начала подбирать слова, чтобы рассказать ему о своей особенности. И вдруг, совершенно неожиданно, Шейми признался ей в любви. Дженни почувствовала: не может она сказать тех слов, которые должна. Ей было невыносимо потерять Шейми. Тех, других – да, но только не его.

И потому она ничего не сказала.

Ни тогда на реке Кам, ни сейчас, выслушав его предложение. Она пыталась. Отчаянно пыталась. Она начала говорить, но закончить не смогла.

«Я хочу жить вместе с тобой. Хочу, чтобы у нас был дом. Хочу этого ребенка и много других детей. Кучу. Троих или четверых. Шестерых. Десятерых. Я хочу, чтобы ты стала моей женой», – сказал ей Шейми. После таких слов ее решимость пропала, и она ответила «да». Пусть верит, что она способна родить ему сыновей и дочерей. Она солгала Шейми. Не в том, что сказала, а в том, о чем умолчала.

Дженни твердила себе, что обязательно расскажет ему правду. Это обещание она повторяла, когда они плыли обратно в Кембридж. И потом, в доме тети Эдди, и в поезде, возвращаясь в Лондон. Но она так ничего и не сказала. После той поездки каждое утро, едва проснувшись, Дженни обещала себе рассказать Шейми правду, чего бы ей это ни стоило. И каждый день ей становилось все труднее заговорить на эту тему.

Потом она вдруг обнаружила, что у нее не наступила очередная менструация. Поначалу Дженни не придала этому значения. Ее менструации никогда не были регулярными, приходя в один месяц пораньше, в другой попозже. Затем в ее душе затеплилась надежда. А вдруг доктор Аддисон ошибался? Вдруг она в состоянии выносить ребенка?

Надеясь вопреки здравому смыслу, Дженни отправилась к Харриет Хэтчер. Та осмотрела ее и произнесла слова, которые Дженни Уилкотт и не рассчитывала услышать: «Вы беременны». Будучи лечащим врачом Дженни и зная о ее травмах, Харриет предостерегла свою пациентку от чрезмерных надежд.