Читать книгу "Ничем не интересуюсь, но всё знаю - Виктория Токарева"

Им завладела та самая любовь, которая называется «Амок». Она охватывает человека как стихия, как торнадо, как цунами. И не отступает никогда.

Лора знала об этом чувстве, как не знать. Но Игорь мог быть только в ее окружении, никак не внутри ее жизни. Мог быть только гарниром, как картошка на второе, без куска мяса.

Лора, должна быть менеджером интересной судьбы, интересной личности. Возле личности он тоже найдет себе применение. А какое применение возле картошки? Щи варить?

Поезд тронулся. Игорь не сошел. Он остался с Лорой, чтобы побыть возле нее несколько остановок. Хоть как-то отдалить расставание. А потом он сойдет с поезда, где-нибудь в Брянске, и будет добираться обратно в свою жизнь, лишенную всякого смысла.

В следующий раз мы встретились с Лорой в Риме.

Я приехала в Италию в составе туристической группы. Поездку организовал московский Союз писателей.

В такую группу обязательно внедрялся осведомитель. В народе он назывался «сорок первый». Осведомитель должен был следить, чтобы никто не сбежал и не попросил политического убежища, не компрометировал нашу социалистическую родину.

Наш «сорок первый» ходил в сандалиях и рваных носках. Из-под ремешка торчал голый палец с грязным ногтем. Итальянцы замечали, усмехались. Видимо, «сорок первому» мало платили.

В группе были поэты, драматурги. Выделялся некто Антохин – в белом плаще, образованный, загадочный, с секретом. В Москве его ждала беременная невеста.

Антохин уделял мне повышенное внимание: садился рядом, смотрел горящим взором. Все это невозможно было не заметить, но я привыкла к мужскому вниманию. Оно сопровождало меня с пятнадцати лет.

В середине поездки выяснилось, что Антохин готовил себя к побегу и таким образом отвлекал «сорок первого». Складывалась картина: Антохин влюбился, никуда не денется, надо следить за остальными.

Я позвонила Лоре, мы договорились встретиться у нее дома, в римской квартире, где она проживала со своим Тонино.

Руководителем группы был знаменитый поэт Давид Кугультинов, пожилой калмык. Его лицо – круглое, большое, в глубоких морщинах, похожих на трещины в пересохшей земле. Узкие монгольские глаза. Когда он шел по улицам, итальянцы вздрагивали и застывали на месте. Он как будто прилетел с другой планеты.

В один из дней я подошла к Давиду и сказала, что отлучусь для встречи с подругой. Он благосклонно разрешил.

Следом подошел Антохин и тоже отпросился. Его тоже отпустили.

Наша группа уезжала на очередную экскурсию.

Автобус отходил. Мы с Антохиным остались. Вся группа смотрела в окно и усмехалась. Всем было все ясно.

Автобус отъехал.

Антохин попросил меня зайти в его номер. У меня было полчаса. Я зашла.

Он тут же достал чемодан и стал складывать в него свои вещи.

– Ты что делаешь? – не поняла я.

– Я ухожу в итальянское посольство.

– Зачем?

– Просить политическое убежище.

У меня отвалилась челюсть.

– Закрой рот, – сказал Антохин.

– Может, передумаешь?

– Нет. Давно усталый раб, замыслил я побег. Еще в Москве. Я готовился.

– Давай зайдем к моей подруге. Она в Риме живет. Может, она что-то посоветует…

Мне хотелось оттянуть его уход. Я за него боялась.

Мы заявились к Лоре.

Лора с удивлением посмотрела на незнакомого Антохина.

– Он хочет сбежать, – объявила я с порога. – Собрался в посольство.

У Лоры потемнело лицо. Зачем я привела к ней перебежчика?

Лора – русская, постоянно ездит в Москву. Наверняка за ней приглядывают определенные службы – и те и другие. И русские и итальянцы. У нее все должно быть безукоризненно. А тут – перебежчик.

Лора решила его отговорить.

– Вы здесь никому не нужны, – сказала она. – Что вы собираетесь здесь делать?

– Что угодно, могу улицы подметать.

– А все метлы розданы. Тут многие хотят улицы подметать.

– Как будет, так будет. Обратно я не вернусь.

– В жизни нет ничего случайного. И то, что вы оказались в моем доме, тоже не случайность. Это провидение Господне. В данном случае провидение – это я. И я вам говорю: передумайте. Возвращайтесь в гостиницу, пока вас не хватились.

– Я подумаю, – сказал Антохин.

Взял чемодан и ушел. Они с Лорой были неприятны друг другу.

Мы с Лорой отправились по магазинам. Она купила платье для моей дочери и тонометр для измерения давления.

Когда я вернулась в Москву, я вручила тонометр отцу своего мужа. Он заплакал.

Антохин сбежал.

Давида Кугультинова вызвали в наше посольство, и какой-то чиновник орал на него так свирепо, что Давид побледнел. Его лицо с трещинами стало серым.

Жена Давида Кугультинова, которая сопровождала его в посольство, была возмущена. Во-первых, на него никто и никогда не кричал. Кугультинов – известный поэт, любимый своим народом. Во-вторых, у ее мужа мог случиться инфаркт. Жена Давида Кугультинова шла и повторяла: «Какая сволочь, какая сволочь». Сволочами были все: и работник русского посольства, и Антохин, и «сорок первый» в том числе.

Все взоры устремились на меня: как? где?

А что я могла сказать? Я узнала в последнюю минуту. А даже если бы и не в последнюю. Доносить – это не мое.

Поездка была испорчена. Группа пошла вразнос. Мужчины ударились в запой. Женщины – в загул. Кроме меня. Мне было ни до чего. Я тряслась от страха, как овечий хвост. Ко мне подошел Кугультинов, взял за локоть, склонился к моему уху.

– Ни в чем не сознавайся, – тихо посоветовал он. – Не знаю, и все.

– А я и в самом деле не знаю.

– Так и говори…

Оказывается, Кугультинов когда-то был арестован по политической. У него был опыт. Он со мной делился. Милый человек.

Через несколько дней наша многострадальная поездка закончилась. Мы вернулись в Москву.

В аэропорту меня встречала пятнадцатилетняя дочь. В свои пятнадцать лет она была сверкающе красива.

Кугультинов посмотрел на нее и проговорил:

– У вас такая дочь, а вы боитесь…

Я удивилась: при чем тут одно к другому?

Я боялась наших доблестных органов. А дочь сама по себе. Но Давид рассудил иначе: когда у человека такое прекрасное и качественное потомство, он как бы обеспечен счастьем и защищен. Дети – это базис. А органы – надстройка. Сегодня есть, завтра нет.

Как наказали «сорок первого», я не знаю.

Через неделю меня вызвали на Лубянку.