Читать книгу "Эскорт для босса или Верни моего ребенка - Ника Янг"

— Свинья, — ругается под нос Дима, но я его слышу. Он виновато глядит на меня с тонкой улыбкой. — Рядом с Сашкой нельзя ругаться в полную силу.

Понятливо киваю.

— Со мной тоже ругаться не нужно!

— Не сомневайся, Загадка, все будет в лучшем виде.

Он пожимает мне руку. Этими простыми словами, ничего не значащими, ему хочется развеять тревогу, которая сгустилась в автомобиле, но удается ему это сделать только прикосновением. Мы настолько врослись друг в друга за это короткое время, что научились чувствовать настроение на расстоянии.

— Пойдем? — кивает в сторону подъезда, и я выбираюсь следом за ним из автомобиля. Холодный январский ветер тут же щиплет за щеки, клюет в лоб, и я спешу вперед за мужчиной, который уже открывает обычную подъездную дверь обычной панельной девятиэтажки спального района.

— Не замерзла? — заботливо спрашивает он, видя, что я прикрываю теплыми ладонями щеки. Отрицательно качаю головой. В полном молчании мы едем в лифте на девятый этаж, равнодушно скользя глазами по надписям, сделанным маркером на стенках лифта.

Наконец, оказываемся перед квартирой. Царев жмет на звонок, и мы слышим заливистую трель птичек по ту сторону двери. Но никто не подходит, не открывает ее. Он жмет еще и еще раз, чертыхается.

А потом достает сотовый телефон и прикладывает его к уху, слушая гудки.

Я подхожу ближе к двери. Неужели Яна испугалась того, что может открыться, и ушла? Или…и с ней произошло что-то страшное?!

В смятении подхожу ближе к двери, прижимаю ухо к его холодной стали. И вдруг слышу, как там, по ту сторону, звонит обычной, стандартной мелодией сотовый. Делаю большие глаза, молча указываю на это Диме, и он тоже приникает к двери. Звонок обрубается.

Мужчина долго не думает: заносит кулак над дверью и начинает стучать в нее, и этот звук грозно разносится по всему этажу.

— Яна, открывай, — говорит он громко. — Я знаю, что ты дома.

Я прижимаю ладони к горящим щекам. Что-то будет?

Царев заносит кулак над дверью и вдруг…Она открывается.

— Наконец-то! — Дима сразу же хватает за ручку двери, с силой тянет на себя, не давая девушке передумать и закрыть дверь прямо перед нашим носом.

— Здра…вствуйте, — он тут же проходит вперед, могучей рукой заталкивая девушку в квартиру. Следую за ним и прикрываю дверь.

— Передумала? — грозно нависает он над ней.

— Нет, я… — тихо говорит она, и опускает голову, пряча слезы. Но это не действует на Царева. Он настроен очень решительно.

— Так не пойдет. Выпей воды, будет разговор.

— Да, да… — мнется она. — Проходите.

В большой, просторной комнате мы усаживаемся на диван, тогда как Дима занимает кресло. Он достает сотовый телефон и включает запись.

— Имейте в виду, что наш разговор будет записан. Нас вызвали в полицию для дачи показаний, и я думаю, что им будет интересно то, что вы нам сейчас скажете, — четко и твердо говорит он.

Яна заправляет волосы за ушко и опускает глаза.

— Да, наверное, да. Вы правы…Нужно об этом рассказать…

Она собирается с духом, а я присматриваюсь к ней, не сразу вспоминая. Невысокая, хрупкая, с каштановыми волосами, уложенными в боб-каре, она и тогда, четыре года назад производила впечатление куколки, а теперь и подавно. Большие карие глаза наполнены слезами, и под ними видна синева — скорее всего, сказывается бессонная ночь, да и пережитое горе не могло пройти бесследно.

Только теперь я вспоминаю ее. Она действительно работала помощницей врача, у которого я проходила лечение, выдавала направления на процедуры, занималась сверкой оплат. Сергей тогда называл ее нашей крестной феей, а она подмигивала на эти слова. Удивительно, но вспомнила я ее только сейчас — когда она убрала прядь за ухо, таким привычным жестом, который делала всегда в больнице.

— Я…мы… — засмущалась она. — Не знаю, с чего начать…

— Начните с самого начала, — в голосе Димы наливалась силой вьюга. Его решительный настрой сбивали с толку, не давали собраться с мыслями девушке, измученной своими личными переживаниями, но он не выказывал к ней никакого милосердия. — Если вы во всем не признаетесь, то…Сами сможете пострадать, вы же сами это сказали.

— Да, да…все так…

Она дернулась, взяла стакан с водой со столика, отхлебнула, сделала несколько вдохов, явно приходя в себя, а потом подняла глаза на Диму.

— Я начну…с конца. Расскажу, что произошло вчера.

Я сцепила руки на коленях. Отвела взгляд, чтобы не спугнуть, не напугать ее своим пристальным вниманием, понимая, что собраться с мыслями и признаться в том, что скрываешь, очень непросто. Хотя в это время в голове билось: говори скорее, говори скорее! Кровь бурлила, как это всегда бывает перед чем-то неизвестным, неизведанным. Мне казалось, что прямо сейчас откроется дверь, которая вела в нашу тайну, и та темная комната наконец озарится ярким светом, и станет видно все до малейшей детали.

— Мы с Витей…с доктором Земелиным начали встречаться, когда я пришла из интернатуры. Отношения держали в секрете, потому что это не профессионально, да и его семейное положение…Он женат, — Яна сгорбилась, но мы никак не среагировали на ее слова, и она немного расслабилась. — Мы работали все время очень легко. Хотя, конечно, всякое бывало…И скандалы, и расходились много раз. Но…не знаю, как это объяснить. Я бы за ним и в огонь, и в воду пошла бы, и оказалось, что это не простые слова — так и получилось. Что мне пришлось идти за ним и в огонь, и в воду…

Она снова отхлебнула из стакана прохладной чистой воды.

— Он попал в психиатрическую клинику полгода назад. Это врожденное, по линии матери. Обострение случилось на фоне переживаний на работе и дома. Жена постоянно его ревновала, не давала дышать, преследовала. А в клинику зачастили проверки… — она бросила косой взгляд в мою сторону, но отчего-то не смотрела прямо. И только потом я поняла, — почему…

— В клинику жена приезжала не часто, а вот я — постоянно. Даже на ночь оставалась иногда — там у меня работают хорошие знакомые, помогли все устроить. И в эту ночь… Он увидел вас, когда вы пришли с расспросами, очень разволновался, началось обострение и я решила остаться на ночь в палате, чтобы проследить, проконтролировать его состояние. У меня уже там и своя кушетка заведена — за небольшой дверцей, ее не видно, когда заходишь в палату, только тот, кто знает, как утроены палаты, в курсе того, что там может находиться две, а не один человек.

Она несколько раз выдохнула, и распрямилась вдруг, явно желая скорее облегчить душу признанием.

— Дверь открылась, я услышала скрип и не сразу поняла, в чем дело — только свет скользнул по полу. Сначала я подумала, что это лечащий врач Вити, но поняла, что ошиблась — это была женщина, она цокала каблуками. В клинике медсестры не носят каблуки — это запрещено, да и не безопасно.