Читать книгу "Портрет обнаженной - Геннадий Сорокин"

– Начальство запашок не учует?

– Мне в оперативных целях разрешено употреблять спиртное.

Осмоловский разлил коньяк, поднял рюмку, изобразил, что чокается со мной, залпом выпил. Я последовал его примеру.

– Вы обошли тему незаконного обогащения, – доставая сигарету, сказал он.

– Если есть желание, могу рассказать, какие обвинения вам предъявят в ОБХСС.

– Скажите, почему вы так внимательно осматриваете студию за моей спиной? Вы хотите там что-то найти?

– Нет. Я мысленно прикидываю, сколько комнат из моего общежития могло бы здесь поместиться. Таких, как у меня, двенадцатиметровых комнат пять бы вошло.

– Площадь моей мастерской – восемьдесят метров.

– Всем художникам такие мастерские дают или только избранным?

– Давайте я не буду отвечать на этот вопрос. Вы же не обо мне пришли поговорить. Кто вас интересует? Луиза? Волков?

– Начнем с Каретиной. Расскажите мне о ней все. С первого дня знакомства.

– Этот разговор останется между нами?

– Слово офицера. Поверьте, я дорожу своим словом и еще ни разу его не нарушал.

– Даже если вы врете, звучит убедительно.

Он встал, прошел в дальний угол студии, порылся в комоде и вернулся с тонкой ученической тетрадкой. Я раскрыл ее, молча пролистал до конца. Почти на каждой странице карандашом был выполнен рисунок женской груди. На первом рисунке молочные железы у натурщицы только-только начинали набухать и округляться, на последнем была запечатлена девичья грудь безупречной формы.

– Это Каретина? – догадался я. – Какое интересное наблюдение за физическим развитием любимой ученицы! Виктор Абрамович, вам не приходило на ум, что эту тетрадку можно использовать против вас?

– Кто сказал, что эти рисунки выполнены с натуры, а не являются плодом моего воображения? Да и что в них, собственно говоря, запрещенного? Обычный рабочий материал, не нашедший воплощения в готовых картинах. У любого художника полно таких набросков и эскизов.

– Я вижу, между вами и Луизой секретов не было… Черт, не так сказал.

– Я понял, о чем вы.

Осмоловский плеснул в рюмки коньяк, пододвинул на центр стола пачку «Мальборо». Я не стал отказываться от ненавязчивого предложения и с удовольствием закурил американо-молдавскую сигарету.

– Весной 1979 года я решил нарисовать с Луизы портрет юной купальщицы и велел ей прийти в студию в закрытом купальнике. После обеда она пришла. Я, стоя к Луизе спиной, велел ей раздеться – в смысле снять курточку, шапочку. Представьте мое удивление, когда я обернулся и увидел ее почти обнаженную, в одних трусиках. «Купальник дома забыла». Хороший ответ для начинающей модели?

– С этого дня началось, так сказать, ваше близкое знакомство?

– Да нет, не с этого. Гораздо позже.

Осмоловский задумался. Я понял, что он высчитывает.

– Виктор Абрамович, не стоит подгонять возраст Луизы к определенным событиям. Я же пришел не уличать вас в совращении невинной девушки…

– Черт возьми, – перебил меня Осмоловский, – когда я и Каретина стали близки, на ней уже клеймо ставить негде было.

– Какая знакомая песня! – сыронизировал я. – Сколько раз мне приходилось сталкиваться с интимными отношениями между взрослым мужчиной и несовершеннолетней девушкой, и я всегда слышу одну и ту же историю про клеймо и отсутствие свободного места. Мне, чисто по-человечески, интересно, кто тот шустрый совратитель с клеймом, который успевает всех опередить?

– Ей-богу, я не вру! – заверил Осмоловский.

– Оставим ненужные подробности. Как я понимаю, Луизу в ваших отношениях все устраивало?

– До поры до времени – да. Потом она стала позволять себе лишнее.

– Она решила увести вас из семьи? – удивился я.

– О нет! Как мужчина, тем более как муж, я был Каретиной неинтересен… Андрей Николаевич, мне кажется, мы неправильно выстраиваем разговор. Давайте пойдем другим путем: вы будете задавать вопросы, а я на них отвечать. Иначе мы до ночи будем ходить вокруг да около и обмениваться намеками. Я пока так и не понял, что именно вас интересует.

– Хорошо! Перейдем к конкретике и поговорим о «Голой пионерке» – о картине, на которой Светлана Кутикова была запечатлена в образе обнаженной пионерки.

Осмоловский нисколько не удивился такому повороту.

– Ну что же, коли вы знаете о портрете, то отпираться смысла нет. С чего начать?

– Начните издалека. Например, с того момента, как появился заказчик.

20

– 8 марта прошлого года мне позвонил приятель из Ленинграда и предложил встретиться. Я согласился, говорю: «Приезжай». Я думал, что он приехал в командировку в наш город, а он, оказывается, звонил из Ленинграда и предложил встретиться в Новосибирске. Я был заинтригован. Спрашиваю: «Ты по делам в Сибирь летишь?» Он отвечает: «Нет. Специально переговорить с тобой приеду». С приятелем этим мы вместе учились в художественном институте, потом он уехал по распределению на Кавказ. Я потерял его из виду, и вдруг он появляется, да еще с таким неожиданным предложением. Я бы, честно говоря, не поехал на встречу в другой город, но приятель пообещал оплатить все расходы, и я согласился. Мы встретились в ресторане гостиницы «Центральная», посидели, выпили, повспоминали студенческие годы. Потом пошли прогуляться по городу, и приятель, пользуясь тем, что на улице нас никто не сможет подслушать, говорит: «На Новый год я познакомился с одним влиятельным человеком, ценителем современного искусства. У него есть необычный заказ – он хочет пополнить свою частную коллекцию живописи портретом обнаженной пионерки. Ты был лучшим художником на курсе, я думаю, ты сможешь воплотить его замысел в жизнь».

Чтобы я не колебался, приятель назвал цену. Услышав сумму, я рот открыл от удивления: я даже представить не мог, что в наше время за какой-то портрет человек готов выложить такие деньги.

– Луиза за свой портрет с фламинго заплатила пять тысяч, – припомнил я, – так что ничего удивительного в предложении вашего приятеля я не вижу.

– Каретина переспала со старичком, и он скинул ей цену до минимума. Никаких пяти тысяч она ему не платила. Но суть-то ведь не в деньгах, а в авторстве картины. Я, по большому счету, никто, а автор портрета Луизы с фламинго – величина всесоюзного масштаба. Если он даже просто брызнет краской на холст, то прикормленные искусствоведы тут же напишут восторженные отзывы о необычайно прогрессивной композиции и увидят в ней новое направление в изобразительном искусстве. Здесь же лично мне, за мою работу, пообещали…

Осмоловский замялся. Я решил помочь ему.

– Виктор Абрамович, в разговоре о деньгах нет ничего лучше конкретных цифр. Назовите сумму, и делу конец! Поверьте, я не побегу писать на вас донос. Я не за этим сюда пришел.