Читать книгу "Кольцо принцессы - Сергей Алексеев"

Шабанов не считал себя тонким психологом, впрочем, как и физиономистом, однако сейчас вдруг уверился, что Иван Ильич не прикидывается, а на самом деле обескуражен и поражен словами пациента.

— В самолетах вместо дров используется керосин, — терпеливо объяснил он. — Так вот, у меня он и кончился…

— Керосин я знаю, это хорошо! — вдруг одобрил и обрадовался доктор. — Это уже прогресс… Знаете, молодой человек, однажды я ехал на поезде. Тогда был совсем еще маленький, но хорошо запомнил. Поезд тащил паровоз, такая большая черная машина, которая работала на дровах и испускала очень много пара. И сейчас подумал! — он засмеялся. — Неужели и самолеты летают, сжигая дрова?

— Нет, они работают на бензине или керосине. — Шабанов разговаривал с ним, как с ребенком. — Мой самолет был реактивным. Это такие двигатели, которые разгоняют машину до сверхзвуковой скорости…

— Постойте, постойте! — перебил он. — Но почему за самолетами тянется пар, как за паровозом?

— Это инверсионный след! Двигатель выделяет тепло, а в верхних слоях атмосферы очень холодно, настоящий мороз. И получается облако…

— Конденсат влаги, это я знаю! Вы смелый человек. Прыгнуть с такой высоты… В моей практике первый случай!

Герман прикусил язык, неожиданно вспомнив Агнессу, которая занималась молекулярной оптикой — направлением в науке, о котором даже он, имеющий хоть и военное, но высшее образование, знал смутно и не мог даже точно сказать к чему оно относится — физике или химии.

А этот доктор будто бы не имеет представления, на каком топливе летают самолеты…

Пауза заставила его вернуться к здоровью пациента.

— Ну-с! И когда же почувствовали боль?

— Четыре дня назад…

— Почему сразу не обратились за медицинской помощью?

Шабанов чуть не сказал, что не знает даже где находится, в какой географической точке, в каком государстве, не то, чтобы искать врача…

— Вот, обратился, — проронил он. — Первая возможность…

— Слишком поздно, молодой человек! — будто уже справку о смерти выписал. — Вы что, сами не чувствуете дурной запах?

— Откуда дурной запах?

— От вас! Из вашего уха! — доктор принюхался. — Я сразу же почувствовал, идет процесс разложения тканей…

Герман обоняния не терял и дурного запаха от себя не чуял. Иное дело, воняла «Принцесса» в НАЗе, и этот плут и хитрец сейчас на нее и намекал. А может, вообще явился проверить, жива она или нет…

— Это очень серьезно, молодой человек! Вы можете потерять не только слух, но и жизнь. — Иван Ильич застрожился, видно, припугнуть хотел. — Я с такими случаями вообще не сталкивался! Такое страшное заболевание! И как вы допустили? Сейчас придется сделать компресс… А ну, покажите ноги!

Разувшись и подтянув штанины, Шабанов поставил пятки на соседний стул и принялся разматывать бинт. Доктор увидел лодыжки, покачал головой.

— У вас еще и ожог! А это откуда?

— Тоже от катапульты, — сдержанно сказал Герман.

— Да что же это такое — катапульта?! Вы же изуродовали себя!

— Сам виноват, ботинки не зашнуровал… Пулевые ранения доктор осмотрел молча, так же быстро и вынес вердикт:

— Нужна срочная госпитализация! Собирайтесь! Шабанов откинулся на спинку стула, сказал определенно:

— В госпиталь не поеду! Лечите здесь.

— То есть как — не поеду? Вам необходимо очень серьезное и долгое лечение, под постоянным наблюдением, — он достал из саквояжа аэрозольный баллончик, опылил раны и ожоги на ногах. — Одевайтесь!

«А ху-ху, не хо-хо, доктор? — усмехнулся про себя Шабанов. — Может, поговорим о молекулярной оптике?»

Но вслух сказал:

— Если можете помочь — помогайте здесь.

— В этих условиях? — возмутился Иван Ильич. — Без специального оборудования и препаратов?.. Даже извлечь пулю нечем! Впрочем, и в лазарете нечем… Я никогда не видел пулевых ранений… Мне сообщили, обыкновенное воспаление среднего уха. Я практически ничего не взял с собой!

— Кто сообщил?

— Лев Алексеевич!.. А его! — он сделал страшные глаза, словно сообщал великую тайну. — А его просила сама Агнесса!.. Что я отвечу им? Бросил вас с таким тяжелым заболеванием?

— Спасибо за заботу, Иван Ильич. — Шабанов натянул ботинки. — Мой поклон Льву Алексеевичу… ну и вашей Агнессе. Я остаюсь.

Он сломался, стал растерянным и беспомощным, чем опять пробудил сомнения.

— Хорошо… Ваша воля… Попробую доставить сюда кое-что… А сейчас могу сделать лишь согревающий компресс… Право же, ничего с собой нет!

— Компресс так компресс, — согласился Герман. — Если он поможет…

Доктор вынул листок промасленной бумаги, положил на нее большой клок ваты, обильно смочил ее спиртом, затем покрыл серой, марлевой салфеткой и пленкой; делал все со старанием, любовью, и Шабанов непроизвольно пришел к мысли, что он скорее всего даже не врач — фельдшер, и ничего, кроме компрессов да лечения насморка, не может.

— Послушайте, Иван Ильич… Может, мне и внутрь принять? — Герман кивнул на спирт. — В честь праздника!

— Внутрь? — испугался тот. — Это же спирт!

— Самый чистый напиток! К тому же, если медицинский…

— У вас бред, молодой человек! — умоляюще проговорил доктор. — Не знаю, удастся ли мне вылечить вас в таких условиях? Если бы вы согласились на госпитализацию!..

Наконец он приляпал изготовленный бутерброд к уху, привязал полотенцем.

— Посидите немного, — предупредил. — Через минуту начнет греть.

Пока он собирал и укладывал в саквояж свои причиндалы, Герман почувствовал, как затихает головная боль и волна легкого, приятного жара катится от уха к горлу и темечку.

И в следующий миг понял, что теряет сознание! Дернулся за НАЗом, и вроде бы ухватил ее, поднял на колени, но пузырящийся огонь лавой хлынул вниз и обездвижил тело…

То, что он находится в операционной, или в палате реанимации, Шабанов определил сразу, по стенам и потолку, выложенными белой плиткой, и все-таки спросил:

— Где я?..

И лишь потом обнаружил, что лежит на кровати, стоящей посреди комнаты, совершенно голый и даже ничем не накрытый. В ухе еще чувствовалась болезненная пробка, но при этом он слышал свой голос, шорох и скрип постели под собой. Ощущения его были такими, словно он только что катапультировался и сейчас благополучно приземлился, вернее, завис на деревьях: все окружающее плыло, мягко качалось, но была уверенность благополучного исхода. Земля рядом, он жив, и пока еще не так важно, куда упал…