Читать книгу "Где сходятся ветки - Антон Бильжо"

Наконец раздался стук в дверь. Вид у лесоруба был такой, как будто он только что вырвался из окружения. Судя по запаху, принял для храбрости. Прошел в номер, присел на кровать. Я попыталась его успокоить, а он – схватил меня за руку и полез мокрыми губами. Пришлось смотать удочки. Все равно отпуск заканчивался, не хватало еще, чтобы меня тут изнасиловали. На вокзале я купила билет до Москвы, как будто ничего и не было.

Через пару недель позвонила Терехова. Мы не общались много лет, я была уверена, что ее уже нет в живых. В трубке сонно заплетался в веревочку слабенький старческий голосок: «Маша, Мишенька приехал. Купи тортик какой-нибудь и еще, чего хочешь к чаю, что вы там любите».

Дверь открыл тот самый Максимка, которого Терехова полоскала на лекциях. Это был красивый, я бы даже не побоялась этого слова, роскошный брюнет. Таких не часто встретишь вживую на близком расстоянии. Освеженная классика: ярко-синий костюм, белая сорочка, нагрудный платок, узкие штаны и лоферы на босу ногу. В ухе – бриллиантовая сережка. Идеальная полоса пробора, волосы, поблескивающие лаком, как он называется, бриолин? Даже запонки на месте!

Максимка радостно улыбнулся, подмигнув смуглыми ямочками, и провел меня на просторную кухню. Звезда кафедры селекции сельскохозяйственной птицы в пестрой блузке с брошью, совсем обрюзгшая, сидела за старинным круглым столом. Под взглядами Максима я обняла мягкую старушку. Мы тепло приветствовали друг друга, а когда уселись за стол, Максим сказал, что не будет нам мешать, ему надо отлучиться по работе. «Жаль», – подумала я.

В интерьере интеллигентской московской квартиры с белыми стенами, на фоне которых так выгодно смотрятся цветные книжные корешки, Терехова монотонно вещала, что ее ежедневно пытаются отравить. Мол, она уже и в полицию обращалась, и своим друзьям-ученым писала, ничего сделать невозможно. Сын присвоил себе обманом патент на ее главное изобретение – печатный станок для производства искусственного мяса. И ничего поделать нельзя, потому что Максимка «стряпчий».

До позднего вечера я слушала одну и ту же пластинку – про печатный станок, патент и этого обидного «стряпчего». Миша так и не пришел. Дождавшись Максима, я тепло попрощалась с ним, пожелав удачи и терпения. Дольше, чем надо, держала в своей руке его ласковую длинную кисть.

Исчезновение репринта вызывало тревогу. Чутье подсказывало, что по своей воле не дойти Миша-второй не мог. Раз вырвался от жены, значит, сильно хотел.

Я навела справки, обзвонила морги. Наконец в одной больнице уведомили, что поступил некий Гаркунов Михаил Тихонович с пулевыми ранениями. Человек, укравший у меня годы жизни и результаты труда, испугался настолько, что был готов на преступление? Значит, я старалась не зря.

Зашла удостовериться, что это тот репринт, и познакомилась с плотной румяной сотрудницей полиции, сидевший при входе в нужный мне коридор. Презрительно улыбаясь, она слушала, как мой могущественный муж мстит любовнику, с которым я собиралась бежать в Крым. «Ну, приезжайте в пятницу и наберите по этому номеру», – женщина в бронежилете нехотя оторвала уголок от журнала, где отмечала паспортные данные посетителей, и с тем же непробиваемым выражением лица написала на нем свой телефон. Спасибо Гаркунову: романтические истории действительно открывают любые двери! В назначенный день я припарковалась на территории больницы. «Быстрей только», – кивнула моя знакомая. Когда я обернулась перед тем, как войти в палату, успела заметить, что та одернула руку, – крестила меня, что ли?

Забрав Гаркунова-второго из больницы, я перевезла его в бутовскую квартиру. Он оказался интересным собеседником. Часами мог рассказывать о том, что входит в обязанности рамщика. Какая бывает древесина и чем один дефект отличается от другого. «На работе меня называют «Прямой угол, – сообщил он с гордостью. – Имеют уважение…»

Другой темой, интересовавшей его, была социальная философия. «Почему, если человек работает честно, он не может рассчитывать на достойную зарплату? И почему одни за то же самое получают больше, а другие – меньше?» Я только пожимала плечами.

О Насте и Мите репринт говорил с меньшим энтузиазмом. Отделывался общими словами: «добрая женщина», «парень хороший».

Думаю, он мучился. Его программа – любовь к жене – дала сбой. С другой стороны, за дело взялась генетика. Как первый Гаркунов был изменником по своей сути, так и этот.

Каждый день я чувствовала себя под прицелом. Временами это было даже мило. За дверью робко мялись в ожидании ласки. Приносили чай, укутывали пледом. Многое из того, чего не хватало Гаркунову-первому, было во втором.

Я тоже не робот и часто не могу отделить одно от другого, первое от второго, да и любопытство подмывало. Глядя на тело репринта, вспоминала, как оно поблескивало на печатном станке. Ведь это было совсем недавно! Все идеально срослось, ни шва, ни подтека.

В постели второй Михаил Тихонович оказался совсем ребенком. На все просил разрешения. То есть Настя мужа не развивала. Пришлось показать пару трюков, которым меня научил мой первый мужчина. Гаркунов-второй вначале испугался, потом ходил как собачка, ерошил волосы, говорил, что все теперь в его жизни изменится.

Не скрою – у меня были мысли сделать его своим мужем. Но ученый во мне победил женщину. Наступил день, когда я рассказала придуманную заранее сказку про брата-близнеца. Учитывая уровень развития репринта, решила – чем будет проще, тем лучше.

Мне хотелось, чтобы Миша-второй сам принял решение разобраться со своим прошлым. Мы поехали к лаборатории только после того, как он сказал, что ему это надо. Фрагмент карты с геолокацией был сфотографирован с телефона Гаркунова во время одного из его последних визитов: утомившийся мыслитель вызвал такси и пошел пописать. Раньше всегда прихватывал мобильный с собой, а тут постарел, расслабился.

В тот момент, когда Гаркунов-второй приложил ладонь к считывающему устройству и ворота поползли в стороны, во мне что-то радостно сжалось. Вряд ли это был оргазм, скорее выброс отложенных эндорфинов.

Вот, значит, то место, которому Михаил Тихонович уделял столько времени и сил, куда уходил, когда замыкался. Его тайная крепость, прелесть и отрада.

Тропинка вела к кривому серому холму, освещенному единственным фонарем. Недавно построенное здание казалось потрескавшимся и заросшим сорняками. Из него, как кость из разваренного бройлера, торчал кусок чего-то поблескивающего. Неужели, это и есть та сама стеклянная башня.

Все вместе напоминало самопальный аттракцион, стан толкиенистов в Томске. Там взрослые дяди жили в раскрашенных под замки хибарах, дрались на мечах и стреляли из луков. Мама называла их дебилами.

Мы карабкались по норам без структуры и порядка. Мише все казалось, что своды рухнут и похоронят нас. Я думала о том же. Забитые хламом, вонявшие тряпками комнаты были сырыми и холодными. Я помнила слова Гаркунова – печатный станок должен находиться в центре здания.

Наконец вышли к стеклянному залу, который был просторней остальных. По нему гулял сквозняк и летали какие-то бумажки. Вместо принтера тут стоял стол, под которым я заметила замаскированный люк.